Я знаю, ты любишь

А когда целую её, словно живу по-настоящему, в полную силу. Именно в этот момент. И всё остальное к чертям катится.

И я целую. Так приятно, Ева вся — сплошной десерт с привкусом чего-то запретного, туманного, но желанного… Обвожу языком податливые губы, а потом снова проникаю внутрь. Опять, ещё и ещё…

Хочу, чтобы отвечала мне со всем пылом, как она может. А не вот так скорее машинально, больше позволяя, чем вовлекаясь, как делает это сейчас.

Зачем ей разговоры? Какие тут нахрен могут быть разговоры?

Меня бесит одежда на Еве, её вдруг слишком много. Хочу кожа к коже, хочу коснуться везде, прочувствовать до конца. Внутри разгорается пожар, подожжённый давно, наверное, ещё в нашу первую встречу. И теперь разрастается с каждой секундой, полыхает, грозит сжечь нафиг, если прямо сейчас не сделаю уже с ним что-нибудь. Потому что её слова — тот ещё катализатор. И есть только один способ убежать от них сейчас, увести заодно и её. Хотя бы ненадолго.

Перекатываюсь, не отпуская от себя Еву, скорее машинально обвившую ногами мой торс при этом движении. Да, девочка, теперь ты движешься в правильном направлении.

Кладу её на тот самый плед, который вчера ей добыл, но которым был сам, оказывается, укрыт, пока спал. Замечаю это скорее отголосками подсознания, особо не вникая. Второпях стаскиваю с себя уже наверняка помятую рубашку, тут же возвращаюсь к подрагивающей Еве, успокаивающе покрываю скулы, шею, ключицы поцелуями. Иду с ними ниже, забираясь ладонями под свитер.

У Евы везде нежная кожа. Не только на лице, но и на теле. И это я пока верхние части исследую, а представляю, какая тогда снизу… Чёрт, надо держаться. Даже не знаю, с чем сравнить наощупь, с шёлком, что ли. Неважно. Трогать приятно до одури.

Не спешу, оглаживаю её по плоскому животу, рёбрам, обнимаю за спину, трогаю небольшую грудь изучающими плавными движениями через лифчик. Меня так и не отталкивают, а потому нащупываю застёжку….

Но, видимо, с этим всё-таки поспешил.

— Притормози! — шипит Ева. — Виктор может вернуться, — она пытается выбраться из захвата, но я ловлю её руки и блокирую все выпады. А потом провожу носом по щеке, вдыхаю такой любимый запах и ласково кусаю мочку уха.

С ума меня сводит снова и снова. Нашла что ляпнуть, сколько можно?

— Максимально глупая отговорка, — шепчу ей в ухо. — Он уехал минимум на сутки, а они закончатся вечером.

Снова принимаюсь расправляться с её лифчиком, на что Ева сжимает пальцы на моих плечах, вонзаясь ногтями. Не больно нифига, скорее, наоборот, заводит сильнее, тем более что девчонка рвано дышит, силится открыть глаза, но смотрит совсем уж затуманено.

— Если я с тобой, это не значит, что ко всему готова, — вроде как умудряется чуть ли не серьёзно выдать, хотя её сопротивление теперь настолько вяло, что почти не заметно.

— А если я завтра умру? — злобно шучу, но уловив её затравленный взгляд, резко сознаю, какой придурок.

В итоге отстраняюсь сам. Отшвыриваю файлы с документами, на Еву больше не смотрю. Скорее слышу, как она там копошится, себя в порядок приводит.

Напряжение сковывает тело. Слова больше не лезут в голову, потому в воздухе так и висят те идиотские.

Непонятно, сколько это всё длится. Напяливаю на себя рубашку скорее монотонными движениями, чему-то усмехаюсь.

А потом мы одновременно нарушаем паузу.

— Я не способен на нормальный разговор.

— Ты боишься.

Глава 28. Ева

Я хотела сказать немного другие слова. Более проникновенные, более цепляющие — те, что помогли бы нам обоим. Но вдруг понимаю, что вырвались у меня самые точные. Жёсткие, но правдивые. И, наверное, нужные.

Жаль только, что одновременно с признанием Ильи. Он хоть и говорил скорее насмешливо, но вымученно как-то. Наверное, поэтому я не решаюсь добавить что-то ещё. Некоторое время молчим.

И придвинуться ближе не решаюсь, хотя на какой-то момент был такой порыв. Но потом вспомнилось, до чего у нас почти дошло, а потому не стала.

— Зато ты дофига смелая, — неожиданно нарушает молчание именно Илья.

Он сказал это как-то монотонно, без особых интонаций. Так, что я даже не понимаю, это сарказм был, намекающий на мои постоянные попытки оттолкнуть Илью; или, наоборот, признание качеств, позволяющих мне порой даже безрассудно кидаться в самые разные обстоятельства ради целей, которые наметила.

Хотя даже неважно, что он имел в виду. Даже если осуждал мои неуёмные попытки соваться туда, куда, по его мнению, не стоило. Главное — я знаю, ради чего. А потому не боюсь и не сожалею.

— Ты тоже смелый, — неважно, с каким посылом Илья ко мне обращался, я говорю мягко и уверенно. — Я редко видела настолько смелых людей, как ты. А потому когда ты боишься, и мне страшно.

Он бросает на меня недоумённый взгляд, но не отвечает. Но мне и не надо пока… Я на удивление знаю, что дальше говорить. А ещё это легко даётся. Я, конечно, всегда была открытая, но не ожидала, что и в таких вопросах буду. Тем более, с Ильёй, одно присутствие которого волнует и влияет на меня так, как представить себе не могла.