Яблоко от яблони

И выдохнула слово тихое,
ни гнева, ни обиды в нем,
ни соразмерности с шумихою
дверей, захлопнувшихся в дом.

Но окна плотно занавешены,

никто теперь не разберёт
ни силуэт любимой женщины,
ни рук её напевный взлёт.

Дожди взялись за настоящее,

едва о прошлом загрустив,
и это слово шелестящее
поют на простенький мотив,

вбивают капли в подоконники,

полощут чистое белье,
и головой качают слоники
на полке в комнате её.

Он списывает эти шорохи

на складки мокрого плаща,
не различая в общем ворохе
произнесённого "прощай"

Перевод с рыбьего

Так заглядишься в глубокую черную воду,
словно глазами ощупать пытаешься дно,
словно мучительно ищешь слова перевода
с рыбьего на человечий, понятный,
родной.

Так намолчишься, намаешься этим

молчаньем,
словно оно тяжелее гнетущей вины
всех мастериц виноватого взора и камнем
тянет ко дну, где такие же камни видны.

Где намывает теченьем песок, укрывая

бледных утопленниц, канувших в воду
без слов,
в мертвой воде без следа растворилась
живая —
не остается на смерти от жизни следов.

Ближе и ближе к воде наклоняясь

бездвижной,
словно расслышать пытаясь ее немоту,
так и нырнешь, только охнуть успеешь
неслышно,
только ладонь поднесешь
к удивленному рту.

Тропинка до щучьего озера

Ночь жасминового цвета, запах лета, вкус греха —
позднеспелого ранета, не поспевшего пока,
ночь прохладная легка, речь не связана запретом…

Вяжет зеленью незрелой развязавшийся язык,

сосен розовое тело зябнет в ниточках росы,
и в предчувствии грозы куст кивает веткой белой.

Совпаденья и созвучья, каждый выдох невесом,

озеро темнеет Щучье, до него идти пешком,
возвращаться – босиком, наколов ступни о сучья.

Возвращаться… сладкий, клейкий, темный лист сорвать

с куста,
сесть на каменной скамейке возле черного креста,
этот куст перелистать, листья – ржавые копейки.

Разжимает руки лето – листья смятые в руках,

размышления поэта, божий свет и божий страх,
цвет жасмина в волосах, ночь жасминового цвета.

Не об этом