Яблоко от яблони

Таня Колганова и Вадик Сквирский – невозможно рассказать эту историю без них, без того личного пласта, на фоне, на почве которого раскинулся этот период жизни, без этой пашни, засыпанной снегом над озимью опыта. Белое на белом.

Слепяще-белым будет проем окна с дверью на террасу в чешской мансарде на Вышеграде, эту мансарду оставили моим друзьям на десять дней, девять из которых я проведу с ними.

Все завязалось за полтора года до этого, когда апрельская ночь глушила нас выпивкой вскладчину под дешевую закуску. На холодильнике из магнитофона жарил «АукцЫон», кто-то плясал, кто-то ухитрялся говорить что-то важное и яркое, что забудется к утру. Прежде я здесь не бывал, хотя приятельствовал с Таней – однокашники: «Привет-привет!» – на институтских лестницах. Ее муж Вадим сидел на корточках в углу, не пил – утром репетиция. Гости честно дожигали свой выпускной: актеры, их нынче чествовали в питерском цирке заодно с перваками, и вот – пароход отчалил. 28 апреля, теплая ночь…

После цирка стояли кольцом на Моховой, по кругу шла бутылка за бутылкой – выпускники вперемежку с первокурсниками. Им не дали догулять в аудиториях, вежливые люди в камуфляже и с автоматами выгребли всех на улицу. А расходиться не хотелось, и ширился круг меж двумя корпусами – вливались кукольники, художники, критики и театроведы, просто прохожие.

Из двери драмфака вышел угрюмый и сердобольный декан Валерий Черкасов:

– Расходитесь, братцы, расходитесь, пора.

– Эх, актер, испортил песню, – процитировал кто-то Горького – все захохотали.

– А давайте переименуем институт имени актера Черкасова в академию имени декана Черкасова!

Через полгода мы простимся с Валерием Николаевичем в церкви на углу Моховой, в Театралке сделают вход по пропускам, и люди, не знавшие нас в лицо, не будут нас пускать.

Нам не хотелось огорчать любимого декана, стали расходиться, круг распался на кучки, и каждая компания поехала допивать-догуливать кто куда.

– Ко мне на Канонерку! – скомандовала Таня Колганова, и стайка в десяток хвостов потянулась за ней.

Канонерка – это остров, и ехать предстояло через туннель под заливом: «Гляди, сейчас будут стеклянные стены, а за ними – рыбы!» Я пялился в окно автобуса, Таня меня разыграла.

Белели от усталости, как вывяленная рыбина, глаза гостей – еще покраснеют с утра, – один за другим расползались по углам большой квартиры Влада Ланнэ, того самого, что посоветовал меня Михаилу Богину в ассистенты для Германа. Влад с женой Кюлле уже несколько лет жили в Праге, где Кюлле работала на Радио Свобода, а Влад учился в FAMO – пражской киношколе. Уезжая, они оставили Тане и Вадику квартиру с окнами на залив и черный Морской канал.

Последним ушел Вадим, через полтора часа ему на репетицию. Я один на кухне, не считая лежащих в беспамятстве на полу.

И я не помню, что выбелило двор за окном – рассветная балтийская мгла или же этот бесшумный огромный снег на исходе апреля, снег как сон, исчезавший на теплой земле. Темными точками миражило сквозь метель черное русло канала, кирпичные стены дебаркадеров – смутно, нечетко. Происходящее было не в настоящем, сразу походило на воспоминание, у всего был тонко ощутимый признак вечности. Но вот и черные точки исчезли, белая медленная громада утра неслышно надвигалась, затягивая канал. Через минуту я осознал – это пароход, огромный белый лайнер высотой почти до балкона, на котором я стою, растворен этим утром, медленно проходит внизу.

С этим видением я и уснул, навсегда благодарный хозяевам – постояльцам Канонерского острова за невидимый ими подарок.

Через год Таня уехала в Чехию. Накануне мы пошли в «Балтдом» на вечер Сергея Юрского, где за неделю до того утверждали с худруком постановку моего преддиплома. Вечером того дня умер отец – 22 февраля. Я передал Юрскому за кулисы несколько его портретов, сделанных отцом, – они были знакомы.

Мы вышли с Таней из театра – где бы выпить? Денег, как всегда, не было, но дома в загашнике – бутылка портвейна.

– Ребята, подвезти вас?

Соседка Циля с мужем – родители Антона, он когда-то привел меня в театральную студию, а потом Циля Самарьевна позвала вести детский театр в гимназии. Антон давно в Америке – отец с матерью собираются к нему, навсегда. Нас подвезли, Таня ждала в коридоре, мама сидела в гостиной перед телевизором, а я ушел в комнату за заначкой.

– Здравствуйте, меня Таня зовут, я похищаю вашего сына, не беспокойтесь – ненадолго.

Я вышел с бутылкой из комнаты:

– Мама – это Таня Колганова, жена Вадима, я еду к ним на Канонерку.

– Поняла, не забудь ключи. Задержись на минутку…

Я дал бутылку Тане, попросил подождать во дворе.

– Ну как, – спросила мама, – передал Юрскому фотографии?

– Да, передал. Замечательный вечер. Встретил худрука «Балтдома» – постановки не будет, обещает когда-нибудь потом, а ведь вроде обо всем договорились…

И я быстро пошел на кухню, душили внезапные слезы:

– Папа, папа, почему… почему?!

– Лёша, держи себя в руках, – слышится из комнаты, – и поторопись, Таня ждет.