— Ну да, не театр, — согласилась Лена. — Мужчины не понимают: на самом деле выбирают не они — выбирают их, но женщины позволяют им думать, будто выбор сделал сильный пол. Так принято, что-то вроде неписаного закона. Но иногда так хочется театра! Чтобы кипели шекспировские страсти, дым коромыслом, битва титанов и так далее, — она засмеялась. — Женщинам нравится. А если мужчина не ревнует… Обидно, знаешь ли. И не сразу понимаешь, что на самом деле он единственный, кто рассматривает женщину не просто как объект индивидуального сексуального удовлетворения. Скорее он поэтизирует даму, хотя и понимает, что особо поэтизировать нечего.
— Тебе не кажется, что ты начала думать за меня?
— А я не думаю, я знаю, — Лена упрямо мотнула головой. — И ты тоже знаешь, что меня, например, не станешь ни к кому ревновать. Я для тебя как картина в музее. Каждый может любоваться ею сколько захочет. Тебя это абсолютно не волнует, потому что когда ты смотришь на картину — она только твоя и ничья больше. И все, что чувствуют другие, глядя на нее, тебя не касается, потому что тебе важны только твои ощущения…
— Тоже мне нашла, с чем сравнить отношения мужчины и женщины! — не сдавался я. — В конце концов, есть такие люди, которые покупают или даже крадут любимые картины, чтобы они принадлежали только им. Альбомы по искусству я, кстати, никому не одалживаю: они всегда должны лежать у меня под рукой — вдруг внезапно захочется посмотреть на Ренуара или Гогена…
— Перестань! — Лена недовольно поморщилась. — Ты не хочешь признаться, что я узнала о тебе что-то такое, что ты считаешь глубоко личным. Поверь, я буду уважать тебя еще больше за то, что ты не ревнивый, тупой, грубый самец…
Я растерянно молчал. А Лена взяла меня за руку и пожала ее как-то очень нежно и бережно.
Мы бродили по городу, заходили во всякие кафешки, но нигде пока не встретили именно такой шашлык, который так аппетитно описал Игорь Петрович. Впрочем, мне хотелось не мясного, а чего-нибудь холодного, например окрошки, а может быть, просто пломбира с вишнями и чтобы рядом в высоком стакане пузырилась минералка: отправить в рот ложечку мороженого — сделать глоток воды, посмаковать, и снова — мороженое, прохладная вишенка, боржоми. Но и пиво, особенно если оно нефильтрованное, — тоже хорошо. К нему, правда, неплохо бы соленого полосатика или фисташек, или подкопченного кальмара — такой делают во Владивостоке: чуть желтоватые ровные полосочки, в меру подсушенные, пластичные, пахнущие легким дымком, почти без соли.
— О чем ты думаешь? — спросила Лена.
Я почему-то не смог сознаться, что в такую жару меня интересуют пиво и вяленый кальмар. Как-то неприлично: рядом — женщина, которую не видел много лет. И вдруг — пиво, окрошка, полосатик…
— Думаю: как хорошо, что ты приехала, — соврал я.
И зря соврал, потому что Лена вдруг остановилась, покачала головой и вздохнула:
— А я-то уж решила, что ты думаешь о пиве или о чем там еще в такую жару думают мужики? Знаешь, я устала. Хорошо бы сейчас где-нибудь вдвоем оказаться: только ты и я, и не обязательно, чтобы шашлык, — она чуть заметно улыбнулась. — Нам было бы не до него.
— У меня жена дома, — снова соврал я и почувствовал, как краснеют кончики ушей. Аня сейчас работала и еще часа четыре точно не появилась бы дома.
— А у меня — тетка, — Лена вздохнула. — Помнится, когда-то ты так и не нашел «квадрата» для нас. Неужели у тебя и тут нет друзей, которые могли бы дать на час-другой ключ от своей квартиры?
— У меня все друзья женатые, — пояснил я, сказав чистую правду.
— Но тетка, наверное, не будет против, если ты останешься у нас ночевать, — предположила Лена. — Старушка не прочь принять на грудь, а, приняв, засыпает как младенец.
— Нет, такой вариант не подходит, — отрезал я. — Знаешь, я теперь всегда сплю дома.
— Какой ты правильный! — деланно восхитилась Лена и даже в ладоши захлопала. — Браво! Ты человек вне всяких подозрений: пришел домой, поужинал, сел на диван, почитал перед телевизором газетку, сходил в душ, лег, выполнил супружеские обязанности и — спокойной ночи, малыши…
— А что в этом плохого?
— Да нет, все в порядке, — широко улыбнулась Лена. — Ты — правильный. Я неправильная. Мне скучно так жить. Каждый день одно и то же. Мне почему-то кажется, что ты говоришь Ане одни и те же слова, Ну, про любимых животных…
— Что? — не понял я.
— Я имею в виду прозвища, которыми обмениваются мужчина и женщина, — Лена иронично хмыкнула. — Киска — котик, мусик — пусик, зайчик — белочка, синичка — сокол, рыбка — ласточка… Ну, и так далее. Список любимых животных, в общем-то, не так велик. Правда?
Я подумал о том, что она, в общем-то, права. Моя жизнь напоминала круг: дом — работа — дом. Иногда, правда, случались отклонения от маршрута, например, по пятницам мы с Дартишвили пили пиво, иногда Аня предлагала сходить в театр или кино; некоторое разнообразие вносили дни рождения знакомых или вылазки на природу, но такое бывало нечасто.