Яблоко раздора

– Сама сочиняй на ридний мови,– отмахнулся он.– Мне надо еще свою речь подработать, подробную биографию вставить, мудрые стихи, чтобы не меньше десяти страниц печатных получилось. Тогда подольше полежу под открытым небом в последний раз. Да, чуть не забыл, вот старость не радость. Слушай внимательно, старая клуня,а лучше запиши.

Она тяело оторвала от кресла задницу, взяла с полки лист бумаги и карандаш и проворчала:

– Слухаю

– Завещаю после издыхания мое тело не обмывать. Без разницы, чистым или грязным я попаду в котел с кипящей смолой…

– Так ты, Филя, грешник. Зараз кажы з якою бабой зрадыв? – возмутилась Ганна.

–.О, святая, непорочная дева голос подала, – парировал он. – Тебе тоже придется в котле кипеть. Мне добрые люди рассказывали, как вы с Пивнем на колхозном сеновале семечки толкли…

– Цэ брехня! – всполошлась супруга.

– Бог шельму метит, – произнес он и, махнув рукой, примирительно заметил. – Не хочу, чтобы бабы потешались над моей наготой.

– Мертвому без раницы.

–Я вот думаю, кому поручить речь зачитать. Может, ты возьмешься? По бумажке с печатным текстом не трудно будя.

– Ни-ни,– как огромная птица, она замахала короткими руками.– Я ж тоди буду притомлена, уся в турботах, скорботе и сльозах?

– Да, тебе тогда будет не до речей,– согласился Уваров.– Я, наверное, сам озвучу, заранее записав на магнитофон. Имей в виду, когда будешь рыдать и причитать или в обморок падать, называй меня не Филей, а с почтением, народу то набежит немало, Филиппом Ермолаевичем, как в паспорте записано. Да сразу, опосля того, как закопают с могилы не уходи, упади на сырую землю, на могильный холмик, малость пореви, поскули. Ленты на венках поправь. А утром, ни свет, ни заря, приди и помяни. Не забудь для меня налить стакан и ломтик хлеба сверху положи.

– Знамо, не учи,– буркнула Ганна.

– А узелок с землицей отнеси в церковь посвятить,– наставлял Филипп Ермолаевич. – Нет. Самому о себе говорить неудобно. Лучше попрошу кума Гаврила Евстратовича выступить с речью. Он человек совестливый, не откажет и голос у него не пропитый, а чистый и звонкий, как у Левитана. Интересно было бы хоть краем глаза взглянуть на церемонию, узнать, как будет выглядеть. Успеть бы перед смертью помыться и побриться.

– Уси покойники схожи,– заметила Ганна.

– Не скажи, – возразил он.– У каждого своя аура. Сказывают, что в Одессе произошел такой случай. Жили в одном из старых дома мать-старуха и ее сорокалетняя дочь. Обе с “приветом”. Вот старухе однажды и взбрела в голову навязчивая мысль – узнать, как она в гробу будет выглядеть. Купили, значит, они гроб, тогда он недорого стоил. Красочно его оформили кружевами и разными финти-хлюшками. Заказали в ателье фотографа и назначали время. Перед его приходом легла старуха в гроб и глаза закрыла, губы сжала, затаила дыхание. Дочка встретила фотографа и он начал съемку аппаратом из разных точек. В самый разгар работы открыла старуха глаза и сердито закричала:

– Свечку, свечку, ирод, забыл зажечь!”

Фотограф сперва обомлел от страха, а потом его как ветром сдуло, едва на лестнице ноги не сломал…

– Якый жах!– вздрогнула Ганна.– Що з нымы потим трапылось? – Старуху и дочь поместили в психушку, а фотограф опосля того случая зарекся снимать покойников. Долго лечился от заикания. Вот такая забавная история приключилась. У нас все будет чин чинарем. В жизни каждого человека есть только два главных события – день рождения и день смерти, а потом небыль, пустота. – Душа продовжуе жыты,– не согласилась упрямая супруга.

– Кто ее видел, эту душу? Оттуда еще никто не возвратился,– скептически заметил Уваров.– Все эти разговоры о загробной жизни, о рае и аде выдумка попов, чтобы люди им в церковь несли харчи и всякое добро. Смерть всех уравнивает и богатых, и бедных, злых и добрых. Люди умирают, также как и животные, птицы, деревья, трава, превращаясь в тлен и прах, раз и навсегда.

– Ни, воны перетворюются в собак, кошек и других тварин, – возразила она, блеснув познаниями.

– Эх ты, темнота! Ты уж точно в бегемота или носорога превратишься, – усмехнулся он.– Твоя комплекция вполне соответствует. Лопаешь все подряд и без меры.

– Я ж з голодухи пухну,– пожаловалась она.

– А кто за неделю семь кило сала умял с чесноком и цыбулей?– разоблачил Уваров ее фанатичное пристрастие к этому продукту. Не смея возразить, Ганна замолчала, плотно сжав тонкие ехидные губы. – Завтра вместе пойдем на кладбище место выбирать, а то заткнут куда-нибудь в дальний глухой угол, где земля не просыхает и лужи стоят. Будешь в гробу, как в лодке бултыхаться. Надобно на пригорке, чтоб сухо было и солнце грело. Заранее надо место на двоих застолбить, потом поздно будет. Земляки один за другим на погост переселяются. Заодно навестим стариков, проверим на месте ли оградки. Металл нынче отовсюду тащат. Могилки приберем, поправим. Может и о нас кто позаботиться, когда помрем.

Ганна послушно кивала головой , укорив себя за то, что уже полгода, как не удосужилась побывать на могилах своих и супруга родителей.

3