Яблоко транзита

Между тем, объяв расстановку, Алекс на авансы МИД не повелся, посчитав, что в неразберихе пандемии дважды униженный Франц – серьезная угроза. Стоит только Францу подбросить иммиграционной полиции координаты своей бывшей семьи, чьи виды на жительство аннулированы или приостановлены, как жди гостей – здоровых упитанных теток в униформе, увешанных наручниками.

Он хорошо знал Германию, где у доносительства нет иных коннотаций, кроме естественного и органичного взаимообмена между гражданами и обществом. Эволюция этой функции столь печальна, что гримасы подсознания превалируют над рацио, когда заступивший на полколеса за демаркацию автомобиль чреват ЧП для целой округи с поднятыми по тревоге нарядом полиции и эвакуатором.

Визовые же «лишенцы» – лакомый кусок для имитации общественной активности силовиков; пресечена угроза устоям, а трудозатрат никаких – до ближайшего аэропорта. И блеснули общественно значимым действом, и от желтой прессы пару зелененьких! А случись накладка (высланы блатные), претензии к должностной инструкции, цеховому Отче наш. И вообще, куда смотрел их адвокат?!

Так что, тщательно перебрав оснастку проблемы, Алекс засобирался в дорогу. Прежде, однако, попотел, чтобы успокоить своих дам.

Какого лешего Франция, недоумевала Ольга, пусть рукой подать. По-немецки там никто, включая Эльзас. И что это за объяснение – там всем будет лучше?..

Но все обошлось, не столько благодаря дару убеждения коменданта, сколько особому положению, которое он обрел в глазах вундеркинда, носителя многих дарований (к примеру, ее разговорный английский был на уровне Алекса, профессионала). Она же и вынесла вердикт: «Коль дядя Саша находит нужным, остается подчиниться; обойдемся без подробностей. К тому же учеба по-прежнему в зуме».

На тот момент за Алексом в семье закрепилась репутация масона, орудующего в мире тайных сношений, исполина дел и мысли. Ореол возник будто из ничего, при этом внешних признаков его особости хватало. Алексу время от времени звонили, в основном, по-русски. Разговаривал при этом, не таясь, и невозмутимо. Между тем из этих бесед Ольга и Ксюша не извлекали ничего, ни одного посыла. Позже, однако, вундеркинд уловила, что разговоры на русском – о текстах Алекса. Женщины их время от времени читали – Алекс хоть свое творчество и не афишировал, но и не скрывал, оставляя крышку лэптопа открытой. Статьи – не выговорить даже! – антипутинские. Между тем стилистика тех телефонных бесед подсказывала Ксюше, что абоненты дяди Саши – значимые влиятельные люди. И, как бы это не казалось парадоксальным, представляют российскую власть. Или, на худой конец, другую, но не менее крутую.

Масштаб личности кормильца довершала платиновая кредитка Сбербанка, мало вязавшаяся с его израильским паспортом, которую он щедро, хоть не бездумно эксплуатировал. К примеру, как только Ксюша объявилась в их стане, Алекс предложил купить ей электро-велосипед.

Женщины его широкими жестами не злоупотребляли, но при обозначении разумной траты волшебный кошелек открывался без промедлений (с марта кремлевские довели месячный лимит Алекса до шести тысяч евро, должно быть, удовлетворенные подрядом).

Так они и жили в эпоху постправды, забвения правил и геронтократии 2.0, являя собой синтез несовместимого, которое с лихвой возмещалось зовом плоти, привязанностью, общностью крова и судьбы. Внешне смотрелись старомодно предупредительными, на грани слащавости, скорее погруженными в заботы ближнего, нежели в свои собственные. В чем сквозил перебор, душноватая избыточность, которая такой независимой фигуре, как Алекс Куршин, казалось, может в одночасье надоесть. Каркать, однако, дело неблагодарное.

Впрочем, приручение Алекса многоцветием интима более чем объяснимо. Два с половиной года Алекса кувыркало из одной клетки в другую, когда золотые чередовались с запираемыми, а профессиональную охрану сменяли бандюганы с удавками. Общение с сыном – только через его страницу в Фейсбуке, причем, сплошными эвфемизмами. Отца, менявшего аккаунты, сын пусть не без труда, но узнавал, при этом казался дезориентированным, потерявшим веру в то, что они когда-либо пересекутся. Так что расставание с Россией, то есть поднадзорной реальностью, выстрелило нырком в семейную стихию с патриархальным смакованием сытной похлебки лубка…

21.30. До наступления комендантского часа еще тридцать минут. Постучав по циферблату, Алекс сигнализировал спутницам: нужно поторапливаться. Троица чуть прибавила шаг.

Показались очертания четырехэтажки, где ячейка снимала через Airbnb квартиру. Алекс насупился, норовя зафиксировать пролог статьи о переоценке профиля ВВП, но нужные слова точно вода сквозь пальцы. Тут он увидел овчарку на проводке в руках молодой женщины. Инстинктивно напрягся, опасаясь, следовательно, недолюбливая собак (проповедовал условный сто первый километр с жилой зоной, населяемой исключительно любителями домашних животных). Впрочем, спустя мгновения, разминувшись с собачницей, вновь погрузился в Проблему-2024, в которой, ему отныне казалось, вместо двух последних цифр – пунктир.