В переводе с дипломатического языка на обыденный ремарка прочитывалась: ни соответствующих помещений для переговоров, ни содействия в доставке из Газы переговорщиков, как и всё управленческое звено автономии зарывшихся под землю, от нас не дождетесь, но на свой страх и риск дерзайте.
Разумеется, то был персональный жест, оставлявший форточку для неформальных контактов с МИД России открытой, но служил единственным люфтом в позиции МИД Египта, который Самех Шукри мог допустить. Ибо нечто большее сулило ущерб куда драматичней, чем «разоблачение» его мужских достоинств, по сей день источник зависти друзей и родственников мужского пола.
Камиль Аббас, глава «Мухабарата», высказал Самеху Шукри схожий взгляд на проблему, надо понимать, руководствуясь интересами ведомства, у коего мониторинг периметра – базовая функция, разумеется, в пакете с протоколированием визуального и прочих рядов.
В этой точке начинание, вдохновленное самим хозяином Кремля, уперлось не то чтобы в стену – утеряло изоляционный слой, что было равнозначно утере тяги. Стало быть, в контексте горячей войны между Газой и Израилем стремительно теряло целесообразность.
***
Немая сцена затягивалась: Алекс Куршин, эмиссар Кремля, обменивался краткими взглядами с визитером, Сергеем Коробовым, третьим секретарем посольства, в параллельной реальности – резидентом СВР в Каире. Казалось, посетитель свой месседж своим видом отзеркалил, гость же его мгновенно уловил, хоть и ни одного слова в комнате пока не прозвучало. Но не суть, то были дурные вести – в этом малейшего сомнения не возникало.
– Чего уж, выкладывай… – снисходительно молвил Алекс, приглашая Коробова усаживаться. И уставился на визитера весь внимание.
Коробов поправил очки, будто мобилизуясь, и, развернув кресло-вертушку у письменного стола, приземлился. Ответил гостю, восседавшему на краю кровати прямым, спокойным взглядом. В унисон лику невозмутимо откликнулся:
– Устроился, Владимирович?.. Климат как?.. Ах, да, тебе ли привыкать?..
– Мне бы, потомственному совку, твою, Сергей, выдержку, – вздохнув, признавался в социогенетическом сбое своей родословной блуждающий форвард закулисы. – Мы, советские, находим ритуал излишеством; то ли тавро низкого сословия, то ли на извечной передовой измов… – Алекс запнулся, но вскоре продолжил: – Дело швах?
Коробов чуть пожал плечами, и, казалось, прикидывал, соотнося образ гостя с некоей реальностью, тому неизвестной. Могло показаться, что человек, которого он сегодня впервые увидел, открытая для него книга. Все еще на волне розмыслов, как бы невзначай произнес:
– В общем, ничего нового, Владимирович, один в один твой прогноз: ни патронажа мероприятия, ни санкции на переговоры, ни гарантий безопасности в доставке переговорщиков Хамаса. Оговорились, правда: если на свой (наш, то есть) страх и риск, то якобы по рукам бить не будут…
– Дела… – откликнулся, объяв сказанное Алекс Куршин. – И знаешь, тот самый случай, когда провидцем прослыть не хотелось… Тем временем Хамас хреначит мой Ашдод, точно американцы Дрезден… Как дела у сына, съехал ли – без понятия… Так что, абзац? Так понимать?
– Если подразумеваешь, построение текста, то да, мы, похоже, на новой строчке, – обозначил геолокацию проекта его куратор, вторые сутки не чуявший под собой ног. И поделился ноу-хау: – Доступ к туннелю Хамаса, неизвестного египтянам, у нас есть. Новый, только что введенный в строй… Стало быть, можем там пересечься…
Алекс, который, по обыкновению, не давал себе труда эмоции прятать, резко переменился в лице, фигурально сподобившись в треугольник. Потолочного изумления. На чем застрял, не на шутку испугав визави. Вскоре, однако, несколько отошел, сменив лик – человека, выскочившего за бровку самообладания на пропечатанный во всех членах страх.
– Э-э, Владимирович, – наконец подал голос карьерный шпион, подхалтуривающий дипломатией. – Я что-то не то сказал? Речь-то о соприкосновении на египетской стороне, первой, точнее, последней стометровке туннеля…
Алекс мелко затряс головой, словно соглашаясь, хотел было что-то сказать, но не вышло. Сгорбился и покорно наличествовал.
Провис его, как и недавний перепад чувств – результат защемивших Алекса открытий: контакт с представителями Хамаса – вне официального, протоколируемого страной посредничества формата – веское основание для израильской прокуратуры обвинить его в государственной измене; никакой прочей ипостаси, помимо катакомбной дипломатии, у переговоров, инициируемых Россией, не могло быть, поскольку русские ломилась в чужой, давно сложившийся форум.
В результате он, не последний аналитик, повелся на откровенную, наспех сколоченную авантюру. Пусть во многом рефлекторно, в слепом желании прийти сыну на помощь, да и само начинание – остановить кровопролитие – благороднейшая из миссий, но оправданием поверхностной, если ложной оценки предприятия, то быть не могло.