Яблоко транзита

– Здесь что – гостиница, до одиннадцати выметаться? – ворчал Алекс, спуская ноги на пол. – Где мое портмоне? Заплачу за двое суток, но на больше, чем сто евро не рассчитывайте. Ах, да, оно где-то завалилось – на полях невидимого, мать вашу, фронта…

– Доброго вам дня! – из-за спины «сержанта» показался смотрящий за шпионской точкой крот. – Вы едете домой, там и выспитесь. Вас отвезут, назовите только адрес…

Алекс внимательно посмотрел на Звеньевого, казалось, не веря сказанному, а может, в попытке вычитать в его глазах потаенные мотивы. Пережевав новость, зашарил глазами по комнате в поиске своей одежды.

– Не слышу запаха кофе и свежих булок, – освежив в санузле лицо, потребовал у присматривающего за ним «сержанта» итальянского завтрака гость. Покидая спальню, добавил: – Лучше бы я тогда, в седьмом, эту виллу купил. Из Газы куда ближе, чем Ашдод. Шатает меня…

– Скажите, Эвен Эзра, ваша улица, как пишется? В имени улицы первые буквы «алеф» или «айн»? – спросил Звеньевой и быстро потупил взгляд.

– И «алеф», и «айн» – в таком порядке, – ответил Алекс, оторвавшись от капучино. Сделав еще глоток, спросил с издевкой: – А какая тебе разница? Москве доложить или дозор возле моего дома выставить? Если забота о Москве, то им этот адрес, сто пудов, известен. Кстати, а чего ты у своих бойцов, внешне, урожденных Израиля, не спросил? Или хлопцы и девяти классов не осилили, ну, аналог советской семилетки? Помнишь такую, точнее, упоминания о ней? Н-да, очень я старый… Из какого отстоя экспериментов я родом…

Звеньевой во рту повертел языком, казалось, мысленно отстраняясь от клиента-эксцентрика, и двинулся из кухни к лестнице. То ли это было прощание по-английски, то ли мужской жест-послание в духе «Диагноз, что тут скажешь…», пойди-разбери.

– Уважаемый, Эвен Эзра не мой адрес, а сына. У него ключи от моей квартиры, так что нужно позвонить. Дома ли?.. – окликнул крота Алекс с полпути.

Звеньевой остановился, но оборачиваться не стал и спустя секунду-другую возобновил движение, точно никакого вопроса не прозвучало.

Насупившись, Алекс встал из-за стола. В зале, играя ключами от авто и время от времени на него посматривая, стоял «сержант», чуть поодаль, в кресле, новый неизвестный Алексу боец, внешне будто узбек, но однозначно не еврей, являя с первым незримый, объединенный общностью задачи тандем. К ним Алекс и направился. Нечто подсказывало ему, что смысла просить у ребят позвонить сыну нет, коль Звеньевой его просьбу не «расслышал». Суки, выругался он про себя, не пытаясь вникнуть, что объявленная вольная и зажиленный звонок слабо вяжутся. Впрочем, свою Одиссею, сплошь и рядом стипль-чез из произвольно меняемых препятствий, он давно воспринимал как вторую молодость, от которой, как известно, открещиваться дураков нет.

Дыши глубже и получай от близких тебе палестин наслаждение; не исключено, на ближайшей повестке – экспедиция в анклав воинственного матриархата, где гарантированно утонешь, подвел смысловую черту он, усаживаясь на общем сиденье с «сержантом» в микроавтобусе. Почти сразу задремал, сложив руки на груди.

– Ну что, прощаемся? Еще раз спасибо, что из Газы, проклятой Богом, вытащили… – обратился к «сержанту» Алекс, когда микроавтобус припарковался напротив Эвен Эзра, 26, в Ашдоде.

Сержант медленно встал на ноги, освобождая проход, при этом не выпускал Алекса из виду. Увидев, что водитель-узбек спешился, а «сержант» следует за ним, Алекс остановился со словами:

– Я не девушка, чтобы провожать, а старый конь. Он, как известно, борозды не портит…

– Мало ли что… – усомнился «сержант» и, сблизившись с объектом вплотную, словно подталкивал продолжить движение. Покачав разочарованно головой, Алекс сдвинул дверцу и ступил на тротуар.

При виде подзабытых, но родных стен Алексу захотелось поскорее обнять сына, при этом некий очажок травил в нем радость предвкушения встречи: «Два с половиной года ты спасал свою задницу, для Виктора, вечного тинэйджера, хоть и славного, не сделав ничего». Поглощен Алекс был своим разносолом настолько, что следовавшие за ним коммандос исчезли из спектра его ощущений, не зацепили его внимание и двое прохлаждавшихся в лобби означенных холодной уверенностью молодцев, которые отличались от его эскорта только семитской наружностью. Не заметил и он, как исчез эскорт, аккуратно закрыв за собой входную дверь

Алекс недоуменно жал на кнопку вызова лифта, отказываясь верить, что он не работает.