Яблоневый сад

Ведущие государства Европы видели в России не равного по силе и мощи конкурента, с интересами которого надо считаться, а отсталую слабую страну, годную на роль колонии. «В 1670 году, то есть за два года до рождения Петра, – приведу слова известного историка Н.Н. Молчанова, – Лейбниц разработал план создания Европейского союза, призванного обеспечить Европе вечный мир. Для этого естественная, по мнению Лейбница, завоевательная энергия европейских государств должна направиться в другие регионы земного шара. Каждая из крупных тогдашних держав получала свою зону колониальной экспансии: Англии и Дании предназначалась Северная Америка, Франции – Африка и Египет, Испании – Южная Америка, Голландии – Восточная Индия, Швеции – Россия. Итак, нашей родине, как и странам Африки, Азии и Америки, угрожало колониальное рабство…» Но гениальный Пётр I не допустил враждебного союза внутренней реакции с внешними противниками России. Российская империя под атлантовым руководством Петра Великого вошла на равных в число государств Европы, заняла достойное место среди них…

Почуяли в словах учителя истории дух сегодняшних противоречий и коллизий мировой политики? Не атлантовы ли испытания грядут для нас, потребующих адова терпения? Но если так, то кому предуготовлена роль нового Петра Великого?

Те давние исторические уроки Александра Васильевича сформировали во мне пытливость к фактам истории, желание всесторонне увидеть, понять русскую жизнь, судьбу России. Я как литератор нередко берусь за исторические темы и стараюсь вжиться душой и разумом в далёкую эпоху, чтобы каждым словом быть предельно достоверным, правдивым, историческим, если хотите.

(2011, 2013)

Родовая земля

Беседа с писателем, эссеистом, критиком Эдуардом Анашкиным

Александр Сергеевич, до прочтения вашего романа мне встретилась рецензия на него. Вот несколько строк из неё: «Роман «Родовая земля» – это потрясающее сочетание эпичности с лаконичностью. В небольшой по объёму книге автор сумел сказать очень много, и всё – о главном. Никогда не была любительницей «деревенской» прозы и стиля, но здесь об этом забываешь ровно на втором абзаце…» (Любовь Кантаржи, журналист, газета «Российский писатель»). Признаюсь: нечто подобное произошло и со мной, а также с моим внуком, тоже, к слову, не большим любителем деревенской прозы, возможно, в силу своего ещё относительно юного возраста. «Родовую землю» мы в семье прочитали на одном дыхании, я, по давней привычке, с карандашом в руках, – и мне захотелось поговорить с автором. Писали вы о прошлом, о России конца XIX – начала XX века, но думали, догадываюсь, о сегодняшнем дне, о молодых людях, которые так подвержены всевозможным новомодным и – нередко – погибельным влияниям и веяниям.