Я мерила шагами маленькое пространство гостевой комнаты, превратившейся в тюремную камеру. У меня даже был свой персональный надсмотрщик – Роза, которая, я слышала по шагам, не один раз за последний час наведывалась к моей двери. Сторожила, как верный пес. Верный пес Антонио. Я ходила, намеренно громко топая, чтобы эта латиноамериканка, совсем потерявшая надежду когда-нибудь хоть ненадолго поселиться в сердце моего мужа и за это ненавидящая меня, знала, что я тут и никуда не собираюсь деваться. Мне уже было стыдно за свое унижение, когда я просила ее о помощи. Не поможет она мне, на что я рассчитывала?
На что я рассчитывала, когда, бросив мерить шагами изученную досконально комнату, попыталась открыть крепко, не по моим силам, запертое окно? Даже если я его открою, прыгать все равно высоко. Не сбегу, только переломаю ноги. А, впрочем, даже если и так – если я что-нибудь сломаю себе при прыжке, Антонио вряд ли повезет меня, покалеченную, в Колумбию! Это отчаянное решение придало энергии, и я, ломая ногти, изо всех сил рванула вверх неподдающуюся ручку рамы. И она поддалась. Окно с трудом, но открылось, порыв свежего воздуха ворвался в непроветренное помещение и лишь подзадорил разогретую адреналином кровь. Я перевесилась через подоконник, примериваясь, куда бы мне спрыгнуть, и мысленно ужаснулась высоте. Ладно, если отделаюсь переломом ноги, а если позвоночник сломаю? Что хуже – безвестно сгинуть с мужем-сумасшедшим в незнакомой мне стране или инвалидное кресло? Пожалуй, в моей ситуации перспектива с креслом – вариант с наименьшими потерями. И я, отважившись, села на подоконник и свесила на улицу ноги. Но прыгать не стала, потому что вовремя заметила каменный желоб вдоль стены, проходящий как раз под окнами. Своеобразный водосток? Неважно. Если камни не обрушатся под моей тяжестью и я не сорвусь вниз, то буду спасена. Я осторожно вступила на не внушающий доверия выступ и, крепко прижимаясь к стене, двинулась вдоль нее. Мне удалось добраться до угла, дальше желоб резко обрывался, но с другой, задней, стороны дома был полуразрушенный козырек как раз на уровне второго этажа, обнаруженный мною раньше. Я ловко спрыгнула на него, возрадовавшись тому, что он не обвалился под моей тяжестью, и, присев на корточки, сделала глубокий вдох-выдох, потому что сердце бешено колотилось после опасного путешествия по узкому желобу. И только немного успокоившись, огляделась. А теперь куда – вниз или вверх? Прыгать вниз по-прежнему было высоко, и ситуация усугублялась еще и тем, что как раз подо мной находился строительный хлам, прыгать на который было равносильно самоубийству. А вверх от козырька до самой крыши была натянута сетка, которая должна была, видимо, укреплять пока еще не отреставрированную стену. Я задрала голову, примериваясь, и заметила зияющее чернотой наполовину разбитое окно. Мои сомнения разрешил шум автомобиля, и я, испугавшись, что это приехал Антонио, торопливо начала карабкаться вверх по сетке. К счастью, она была крупная, так что добраться до разбитого окна мне не составило особого труда, а страх лишь придал ловкости и силы.
Сомнений быть не могло, я по иронии судьбы оказалась на третьем этаже, на той самой закрытой половине, которую так недавно стремилась исследовать. И вот, когда у меня пропал весь интерес к разгадыванию загадок, я попала сюда.
Дневной свет, просачивающийся сквозь узкое окно, плохо освещал узкий коридор, в котором я оказалась. И чтобы не наткнуться в полумраке на какое-нибудь препятствие, я вытянула руки и медленно пошла вперед. Было ли мне страшно? Сложно сказать… Видимо, в этот момент все мои ощущения и страхи по силе проиграли желанию избавиться от плена, любым путем выбраться из этого дома или хотя бы пересидеть в укрытии какое-то время, чтобы ночной самолет на Колумбию улетел без меня.
Коридор обрывался дверью, которая была заперта. Я догадалась, что именно эта дверь с другой стороны замаскирована старым шкафом. Ну что ж, через нее мне не выбраться, ничего не остается, как повернуть назад.