Яблони на Марсе

— Я скажу Коляну, чтобы он тоже поздно вышел.

— Скажи.

— О'кей.

Вадим вышел.

— I'm okay, — сказал Никита в пустоту и бросил взгляд на мониторы.

В Колонне размещался наблюдательный пост. В принципе приборы неплохо за всем следили, но человек по-прежнему оставался незаменимым. Робот мог устранить только стандартную неполадку, человек — любую. «Творчество! Вот что отличает человека от машины!» — говорил при случае Николай Иванович. В свое время он организовал на станции целую кучу кружков — от рукодельного до геологического. Каждый сотрудник обязан был записаться хотя бы в два кружка. Ну, то есть не то чтобы обязан, но Николай Иванович мог вызвать к себе, строго посмотреть и спросить: почему не проявляешь активность? И лишить за это пряников.

На главный монитор Вадим обычно выводил западный периметр. С запада чаще всего приходили песчаные бури и прочие напасти. Малые мониторы справа транслировали картины станционной жизни — балетный кружок в парке Интернационалистов, серверную в районе проспекта Девятого января и так далее. В принципе Никита мог делать во время дежурства все что угодно — например, спать, есть или читать. Но в случае неожиданного визита Николая Ивановича он бы получил по полной программе. Николай Иванович не следил за тем, кто должен дежурить в то или иное время, и станционники часто подменяли друг друга; но если бы Вадим ушел по расписанию, то через пять минут Колонна просигнализировала бы Николаю Ивановичу, что дежурного подозрительно долго нет на месте. И снова — мало бы не показалось. Не жизнь, а тюрьма.

Впрочем, были и свои прелести. Например, вывести на монитор экстремальную лабораторию и наблюдать за Женей. Иногда она смотрела прямо в камеру, точно чувствовала за стеклом пристальный взгляд Никиты.

Дверь распахнулась. Без звонка в Колонну мог войти разве что Николай Иванович — собственно, это он и был.

— Так, Никита, — Николай Иванович никогда не здоровался, — есть дело.

— Да, Николай Иванович, здравствуйте, — Никита встал.

— Завтра с утра у нас пополнение, два человека с Земли, еще двоих к нам переводят с «Москвы», и еще один будет с «Эдинбурга», но он временно. В общем, сам понимаешь.

— Если честно, Николай Иванович, не очень.

Никита и в самом деле не понимал, к чему клонит начальник.

— Ты сколько в охране, полгода?

— Семь месяцев.

— Тогда и в самом деле можешь не понимать, — протянул Николай Иванович, — да. В общем, за новыми всегда глаз да глаз нужен. Правил не знают, законов не понимают, ведут себя как москвичи в Питере. И шотландец этот — тоже поди пойми. В общем, приставляю тебя к ним как сопровождающего на первое время. Коллеги твои справятся с дежурством втроем — на пару дней. Потом снова вернешься.

Никита нахмурился.

— Но почему я? Я сам на станции едва ли год, перевели с «Самары»…

— Потому что надо осваиваться. С «Питера» тебя вряд ли переведут куда-то в ближайшие лет пять-шесть. Среди новеньких — две девушки, между прочим, это тебя подбодрит?

Никита улыбнулся.

— Наверное, да.

— Ну и отлично. Чтобы завтра в восемь — как штык у моего кабинета.

И Николай Иванович вышел. Никита не успел даже попрощаться. Перспектива сменить скучные ежедневные дежурства на роль гида-надсмотрщика его, в общем, вдохновляла. Покажет им Питер — Загребский бульвар, Купчинскую улицу, проспекты, Троицкое поле, Кудрово. Узнает, как там, на «Москве», дела. И главное — поговорит с теми, кто видел Землю. На «Питере» жили бывшие земляне, но пообщаться с ними по душам и что-нибудь узнать было решительно невозможно. Например, таковым являлся сам Николай Иванович — но не приставать же к начальнику станции с просьбами рассказать о Питере. В библиотеке и без этого хватало информации, а земляне обычно скрытны: ничего не рассказывали о своей «прошлой» жизни — видимо, так было прописано в их инструктаже.

— Ура, — сказал Никита спокойно.

В душе он ликовал.

2

Шотландца звали Кеннетом, по-русски он знал всего несколько слов, и потому одна из девушек, Ира, ему переводила. Сама Ира прибыла с «Москвы», манеры ее выражали некоторое презрение к нестоличным жителям, и к Никите в частности. Впрочем, двое землян смотрели на Иру еще с большей высоты. Вторая девушка с «Москвы» по какой-то причине не приехала.

Один из землян был с Урала. За душой у него не водилось ни гроша, видов на будущее — никаких, и он записался в добровольные колонисты. Пока ему все нравилось. Период адаптации на общей базе он прошел успешно, распределение на «Питер» его устроило. Звали его Никодимом, на вид ему можно было дать лет сорок. Никодим сразу попросил называть его Ником; работать он подрядился техником на одном из дальних станционных рубежей. В общем, сослали на «питерский Урал», как шутил землянин.