Яблони старца Амвросия (сборник)

– Да. – Улыбающееся лицо Веры сразу стало серьезным. – Дедушка-то ведь у тети Дуси священником был. И во время Гражданской войны его красные расстреляли за то, что от Бога не отрекся. Оттого-то у них в семье все такие набожные – и тетя Дуся, и ее мать, Мария Яковлевна. Ну, которая дочерью священника была…

– А про отца своего она что-нибудь рассказывала? – настаивал правнук героя.

– Нет, – ответила Вера. – Знаю только, что его во время Гражданской войны интервенты убили. Вроде даже книжка о нем какая-то есть. Только тетя Дуся отчего-то не любила о нем вспоминать. Она всегда говорила: «О мертвых – либо хорошо, либо ничего». Только ее саму у нас вся деревня добрым словом поминает…

И тут Николай наконец-то решился задать вопрос, который уже второй день не давал ему покоя:

– А скажите, у вашей крестной были какие-нибудь ценности? Ну, деньги, например…

– Да разве деньги – это ценность? – переспросила Вера. – Помню, тетя Дуся говорила: деньгами души не выкупишь. Они у нее никогда не держались: попросит кто – даст и назад не потребует. Добрая она была, тетя Дуся. И меня, бывало, учила: помни, Вера, жизнь дана на добрые дела. Жить – Богу служить… Ой, да что же это я вас забалтываю? Рыбка-то остынет! Покушайте наших сижков… А мне домой пора.

Однако Николаю было не до сижков. Выходит, напрасно он искал бабкины деньги и драгоценности! Их просто-напросто нет. Евдокия Степановна жила совсем другими ценностями. И их не продать, не обратить в деньги… Их можно либо принять, либо отвергнуть. И только.

Окажись Евдокия Степановна жива, бурного объяснения было бы не миновать. Но она спала вечным сном на сельском кладбище, рядом с матерью и дедом-священником… Недолго думая, правнук героя выбежал на улицу и торопливо зашагал туда. Пусть покойница и не услышит его, сейчас он выскажет ей все, что он думает о ней и о ее ценностях. А завтра с утренним рейсом теплохода уедет в Михайловск, а затем – домой, в Москву. И больше никогда не вернется в эти края. Пропадай все пропадом!

…Когда он дошел до кладбища, солнце уже склонилось к закату. А возле полуразрушенной церкви на фоне пламенеющего неба виднелись три темных силуэта с перекладинами, так похожими на распростертые руки… И Николаю показалось, что это отец Иаков Попов со своими дочерью и внучкой встречают его, своего долгожданного потомка и наследника. Он замер, не решаясь шагнуть к ним. Как тогда, во сне…

– Ты мой наследник! Мы ведь с тобой оченно даже похожи… – вдруг вспомнились Гуркину слова его прадедушки-героя…

Николай содрогнулся. А потом что было сил побежал к крестам, озаренным светом заходящего солнца…

Часть вторая

Епископ Маркеллин [24]

…Преемником его стал Марцеллин – тот самый, которого настигло гонение.

Евсевий Кесарийский. Церковная история. Книга 7

Заседание Поместного церковного собора, проходившего в городе Синуессе[25], шло своим чередом. Впрочем, в отличие от предыдущего подобного собора, присутствовавшие на нем епископы и священники не устраивали бурных дискуссий из-за очередного вопроса, по которому они расходились во мнениях. Ибо на сей раз им было не до споров: совсем недавно в империи началось гонение на христиан. Разумеется, это было всего лишь очередное гонение – христиан преследовали и прежде, начиная со времен печально знаменитого Нерона[26]. Однако на сей раз оно было столь жестоким, как никогда прежде. Похоже, нынешний император Диоклетиан решил стяжать себе славу самого ярого преследователя тех, кто верует во Христа. Рассказывали, что в Риме лишь за минувший месяц было убито около семнадцати тысяч христиан, включая женщин и детей. А перед тем как казнить, их подвергали жесточайшим пыткам, одни рассказы о которых внушали ужас… Конечно, город Синуесса, где проходил собор, находился далеко от Рима, поэтому его участники могли чувствовать себя в безопасности. Точнее, в относительной безопасности. Потому что даже сюда могли в любой момент нагрянуть люди императора… Неудивительно, что общая беда заставила участников собора позабыть о былых разногласиях и вновь почувствовать себя братьями, членами одного и того же тела Христова, которое сейчас безжалостно терзали руки гонителей.

Неожиданно к председателю собора, престарелому епископу Лукиану, уважаемому всеми за мудрость и строгость жизни, подошел молодой иподиакон и что-то прошептал ему на ухо. Епископ, обычно спокойный и невозмутимый на вид, изменился в лице, словно услышанное оказалось для него полной неожиданностью. Впрочем, уже в следующий миг он совладал с собой и, обращаясь к участникам собора, произнес:

– Из Рима прибыл епископ Маркеллин. И просит разрешения войти.

Ответом ему было молчание. Ибо все знали, как повел себя во время гонений в Риме тамошний епископ (впрочем, он предпочитал титуловаться папой)[27] Маркеллин… Так и не дождавшись ответа от собратий, владыка Лукиан принял решение сам:

– Пусть войдет, – сказал он иподиакону.

* * *