Яблони старца Амвросия (сборник)

…Когда Маркеллин вошел, участники собора не поверили своим глазам. Неужели это и впрямь он? Не может быть! Куда девались его величественная осанка, его гордая поступь, которые пристали епископу великого Рима, наследнику Божественного престола святого Петра?[28] Сейчас он выглядел не как владыка, а как униженный проситель. Убогое рубище, спутанные волосы, серые то ли от ранней седины, то ли от покрывавшего их пепла. Он был жалок… впрочем, разве именно так не должен выглядеть предатель? Точнее, вероотступник.

– Явился… – произнес сквозь зубы молодой, недавно рукоположенный священник из Синуессы отец Павлин, глядя на вошедшего с нескрываемым презрением. – Иуда…

Появление Маркеллина заставило участников собора забыть о том, ради чего они сошлись здесь, забыть и о ежеминутно грозящей им опасности быть арестованными. Ведь сейчас перед ними стоял их общий враг. Тот, кто некогда был их единоверцем и собратом. А теперь стал отступником, а по слухам, даже другом императора-гонителя. И потому они наперебой спешили излить на Маркеллина всю свою ненависть к нему:

– Трус!

– Предатель!

– Иудино отродье!

– Зачем ты пришел сюда? Убирайся к своим друзьям-язычникам!

– Замолчите! – властно крикнул епископ Лукиан, и все сразу же смолкли. Вслед за тем он обратился к стоявшему посреди собрания человеку в рубище. – Зачем ты пришел сюда, Маркеллин? Чтобы оправдаться?

– Нет, – глухо произнес тот. – Я пришел просить суда над собой. Выслушайте меня…

– Говори, – промолвил владыка Лукиан. – Мы слушаем тебя.

– Братие… – начал Маркеллин.

– Что?! – вскинулся священник Павлин. – Какой ты нам брат?!

– Молчи! – строго оборвал его епископ Лукиан. – Хотя он и пал, но все равно остается нашим братом. Продолжай, Маркеллин.

– …вы знаете о моей прежней жизни и о моих делах. – Маркеллин говорил с трудом, словно стыдясь вспоминать о том, за что еще совсем недавно его прославляли по всему Риму – да что там! – далеко за его пределами.

…Да, еще совсем недавно Римского епископа Маркеллина считали великим подвижником. Мало того, в народе благоговейным шепотом передавались рассказы о чудесах, совершенных по его молитвам. И после очередного такого чуда все громче становилась молва: Маркеллин – Божий человек, великий праведник, чудотворец, святой…

– Народ прославлял меня, а я… – голос Маркеллина дрогнул, – …я упивался этой славой. Я считал себя избранником Божиим, не таким, как прочие люди[29]. Увы, я пал намного раньше, чем отрекся от Христа… Но тогда я не понимал этого. И шел навстречу погибели, думая, что иду в уготованное мне по заслугам Царство Небесное.

– Что он несет? – вполголоса спросил священник Павлин у сидевшего рядом престарелого архипресвитера[30] Кириона. – Почему он говорит, что пал еще до своего отречения?

– Он говорит правду, – смиренно ответил старик. – Не он первый пал в пропасть гордыни и не он последний, кто еще ввергнется туда. Этого падения трудно избежать, потому что оно совершается незаметно. А еще труднее осознать его, ибо такой человек мнит себя величайшим из праведников. Не ведая, что стал богоотступником. Благо Маркеллину, что он осознал свое падение. Значит, он еще не до конца погиб. Помоги ему Господь…

Отец Павлин раздраженно отвернулся от старого священника. В самом деле, что за блажь – молиться за вероотступника! Вдобавок верить, будто для него еще остается надежда на спасение. Нет! Таким, как этот Маркеллин, одна дорога – в адскую бездну! Что до отца Кириона, то, видимо, не зря сказано: старый стареет – глупеет. Вот и он, как говорится, одурел годами. И почему только владыка Лукиан считает его мудрым человеком? Впрочем, они друг друга стоят…

Тем временем Маркеллин продолжал свой рассказ:

– Когда началось гонение, многие из моих духовных детей устрашились мук и смерти. Но не я. Ведь я хорошо помнил слова святого апостола Павла: «…нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас»[31], когда Господь увенчает нас небесными венцами во Царствии Своем. Я убеждал своих духовных чад не бояться мучений и радовался, слыша о том, как мужественно они страдают и умирают за Христа. Ведь в этом была моя заслуга. Кто, как не я, вдохновил и благословил их на мученический подвиг?! Оставалось лишь дождаться, когда наступит и мой черед исповедать Господа перед гонителями и умереть за Него. А потом я явлюсь к райским вратам во главе сонма своих духовных чад и скажу Ему: «Вот я и дети, которых дал мне Господь»[32]. Какая радость будет тогда на небесах! Какая великая слава тогда меня ожидает! Как я желал стяжать эту славу! Поэтому, когда люди императора явились, чтобы арестовать меня, я не устрашился, а обрадовался, что скоро получу от Господа давно заслуженный мною небесный венец.

Как же я обманулся!