Яд для императора

— Вы снова не угадали, душа моя! — рассмеялся Айвазовский. — Я книг вовсе не читаю. В жизни не прочел ни одной — кроме Священного Писания, конечно. А зачем мне читать, если у меня обо всем уже сложилось собственное мнение? Меня уж за это кто только не ругал! И господин Глинка, и Николай Васильевич…

— Вы встречались с Гоголем? — в сильнейшем волнении воскликнула Катя. — И как он? Что он вам говорил?

— Ну, как… — художник пожал плечами. — Он все жаловался на нездоровье, в плед кутался… Хотя взгляд, помню, был очень живой, проницательный. Хвалил мои работы… Расспрашивал о родных… Я уж не так хорошо помню — ведь дело было пятнадцать лет назад, когда я путешествовал по Италии… Мы с ним, помнится, в Венеции встретились.

Катя хотела еще о многом его спросить, но художник отложил десертный нож и поднялся:

— Прошу меня извинить, но моя повозка, вероятно, уже прибыла. Я хочу как можно скорее вернуться в свое имение, чтобы хоть немного поработать. Было очень приятно с вами познакомиться. Всего хорошего!

* * *

Конечно, капитан Дружинин не смог сдержать своего обещания молчать всю дорогу до Петербурга, и общий разговор шел все шесть дней поездки. Естественным образом этот разговор вращался в основном вокруг письмоводителя Ласточкина.

— Я не знаю, какую методу примет господин статский советник, — заявил в первый же день пути поручик Машников, — но могу сообщить, как бы действовали господа офицеры из нашего жандармского управления. Они бы без долгих разговоров взяли бы этого письмоводителя и допросили его со всей строгостью. Глядишь, и заговорил бы!

— Со всей строгостью — это что же, иголки под ногти загонять? — спросил Дружинин, не считавший нужным скрывать свою неприязнь к навязанному им спутнику.

— Помилуйте, господин титулярный советник! Что вы такое говорите! — воскликнул поручик. — Шутить, наверно, изволите? В Российской империи пытка при допросах не употребляется со времен великой императрицы Екатерины, запретившей оную своим высочайшим указом. И без всякой пытки злоумышленники признаются, из одного лишь трепета перед начальством. Каковой трепет присущ всякому подданному империи.

— Ну, это вы, наверно, преувеличиваете, поручик, — заметила Катя. — Неужели от одного лишь трепета? Небось, каторги боятся, да еще виселицы…

— Страх наказания, конечно, тоже играет свою роль, — с важным видом кивнул Машников. — Однако смею вас заверить, что зачастую речь о возможном наказании даже не заходит, а подозреваемые уже начинают давать показания. Причем самые искренние и подробные. Да что далеко ходить? Шесть лет назад я сам был свидетелем такого искреннего раскаяния. Это было, когда расследовалось известное дело заговорщиков из окружения господина Петрашевского. Я тогда только начинал свою службу в жандармском корпусе и наблюдал, какие полные показания давали и сам Петрашевский, и его подельники.

— Скажите, а в допросах писателя Достоевского вы тоже принимали участие? — спросила Катя. Выражение лица при этом у нее было какое-то не совсем понятное; во всяком случае, Машникову оно не понравилось.

— Как вы сказали? Достоевский? — переспросил поручик. — Да, я слышал, был там такой артиллерийский поручик. И, кажется, он действительно что-то сочинял. Но в его допросах мне участвовать не пришлось. А что, вы о нем что-то слышали?

— Да так, кое-что, — кивнула Катя. — Но скажите, к чему вы все это нам рассказываете? В нашем случае вы тоже предлагаете так действовать? Задержать Степана Ласточкина, отвезти в жандармское управление и хорошенько допросить?

— Нет, дражайшая Екатерина Дмитриевна, не предлагаю, — отвечал Машников. — Несмотря на очевидные преимущества данной методы, есть в ней один недостаток.

— Какой же, позвольте узнать?

— Возможность осечки, вот какой. Потому что иногда встречаются такие характеры — кремень, да и только. Молчат, как воды в рот набрали. Говори такому, что хочешь, напоминай про Божью кару, про святость престола — ничего на него не действует. И что тогда делать? Как я понял из некоторых слов господина статского советника, в нашем случае промедление нежелательно, надо действовать как можно быстрее.

— Да уж, медлить не стоит… — произнесла Катя, переглянувшись с Дружининым. — И как же нам поступить в таком случае?

— Чтобы объект не имел возможности запираться, необходимо собрать на него неопровержимые улики! — с важным видом заявил поручик. — А для этого надо провести предварительное наблюдение. Установить его связи, характер, привычки — словом, выяснить все, что можно!

— Да, вот уж действительно важная новость! — не скрывая издевки, воскликнул Дружинин. — Сами мы нипочем бы не догадались, что за письмоводителем надо установить слежку!

— Уж не знаю, догадались бы вы или нет… — обиженно проворчал Машников.