Яд для императора

Впрочем, обида его длилась недолго, и спустя короткое время поручик уже оживленно обсуждал с остальными членами группы, как лучше организовать слежку. «Наверно, будь его воля, он бы с нами расстался, — размышляла Катя. — Но он, как человек военный, не может нарушить прямой приказ графа Орлова. В сущности, в этом он очень похож на нас. Мы тоже действуем по приказу и тоже не можем его нарушить».

Как ни старались члены группы Углова скрыть от своего спутника особенности их статуса в XIX веке, несколько раз в их речи мелькнула роковая дата 12 мая. Так что, в конце концов, поручик обратил на это внимание. Когда путешествие уже подходило к концу и они подъезжали к Петербургу, он спросил:

— Я заметил, что вы стремитесь непременно закончить наше расследование к 12 мая. Могу я узнать, чем вызвано назначение именно такой даты? Граф Орлов никакой точной даты для окончания дела не назначал. Почему же вы так спешите?

Титулярный советник Дружинин отвечать на этот вопрос явно не собирался. Наоборот: он с победной ухмылкой взглянул на своих товарищей, словно желая им сказать: «Ну, что, получили? Я ведь вас предупреждал!» Тогда ответить поручику решил сам Углов.

— Действительно, граф Алексей Федорович не назначал определенного срока для завершения расследования, — произнес он со значительным видом. — Но ведь и само расследование не он назначал! Я не буду вам называть имен, поручик, я не имею права и не обязан этого делать, но скажу лишь, что эту дату нам назначило одно очень значительное лицо. Очень значительное, вы понимаете? И я был бы вам признателен, если бы вы не проявляли излишнего любопытства.

— Да, разумеется, господин статский советник, я понял! — воскликнул Машников, стараясь по возможности встать по стойке «смирно» (мешали лишь размеры кареты). — Можете быть уверены, что я более никогда… Что я не проявлю… Я все понял!

— Вот и хорошо, — миролюбиво заключил Углов.

Глава 20

В столицу империи группа прибыла, как и намечала, 22 апреля. «Супруги Угловы» и их товарищ титулярный советник Дружинин остановились по прежнему адресу, в доме купца Воскобойникова на Литейном проспекте; поручик вернулся в свою квартиру, которая находилась неподалеку, на Разъезжей. Сразу после приезда, не откладывая, оперативники проверили местонахождение Степана Ласточкина. К их облегчению, выяснилось, что Ласточкин никуда не исчез. Как и два месяца назад, он служил на прежней должности, в Зимнем дворце. В тот же день за ним была установлена слежка. В ней участвовали все члены группы, включая Катю: наученный опытом Крыма, поручик на этот раз не стал возражать против участия дамы в столь трудном деле.

Трех дней наблюдений хватило, чтобы составить полное представление как о самом Ласточкине, так и о его образе жизни. Было установлено, что Степан Ласточкин является младшим сыном в семье небогатого купца Егора Ласточкина. Школу окончил с отличием. Затем, ввиду слабого здоровья (был подвержен припадкам эпилепсии, кроме того, имел больные легкие) и явной неспособности к торговле, поступил в губернское полицейское управление на должность переписчика. После смерти отца и разорения старшего брата, промотавшего все отцовское состояние в карты, Степан сделался кормильцем для всей семьи, которая включала мать и трех младших сестер. Жили Ласточкины в маленьком, но собственном доме (последнем, что осталось от отцовского наследства) на Большой Подъяческой.

В полицейском управлении Ласточкин был отмечен за сметливость и прекрасный почерк и по рекомендации начальства направлен на службу в Зимний дворец. Здесь он тоже был на хорошем счету, начальство давало о нем прекрасные отзывы. Потому ему, и никому другому, во время болезни императора Николая доверили переписывать царские бумаги.

Ко времени описываемых событий Степану Ласточкину было 33 года. Несмотря на зрелый возраст и прочное служебное положение, он все еще не был женат, что объяснялось, с одной стороны, слабым здоровьем письмоводителя, а с другой — его природной робостью и щепетильностью в обращении с женским полом. Впрочем, как установил поручик Машников, ведший эту линию расследования, Степан Егорович в течение последних двух лет ухаживал за девицей Софьей Двуреченской, из мещан, жившей неподалеку, на Екатерининском канале, и регулярно ходил в гости к Двуреченским, но все еще не сделал девице предложения.

— Сидит у них, каждый вечер сидит, — рассказывал поручик на совещании, проходившем вечером третьего дня в гостиной Угловых. — Через окно вижу — сидит, чай пьет, разговоры разговаривает. А чтобы девица его провожала, чтобы там поцелуи были или какие другие действия — нет. Уж очень скромен наш Степан Егорович.

— Хорошо, давайте подведем итоги, — сказал статский советник. — Первичные сведения об интересующем нас объекте мы собрали. Можно ли переходить к основному этапу — допросу подозреваемого?

— Вряд ли, — покачал головой Дружинин. — Предъявить ему нечего. Ни одной зацепки. Одни подозрения. Ему достаточно упереться и говорить «Нет, и в уме не держал» — и ничего у нас не выйдет.