Яд минувшего

Конюх хватает под уздцы очумевшую лошадь, худющая старуха волочет облезлый сундучок. Мальчонка лет четырех утирает кулаками слезы, на нем женская меховая безрукавка. Слишком длинная, она волочится по грязному снегу. Лохматый парень держит на руках девушку с разбитой головой. Она мертва, но брат, жених или муж этого не понимает. Очередной толчок швыряет беднягу на колени, но он так и не разжимает объятий. Откуда-то выскакивает здоровенный малый с выпученными глазами, врезается в кучку женщин и, отчаянно работая локтями, пробивается вперед. К воротам. Кто-то падает, кто-то отлетает в сторону, полная молодая женщина хватается за грудь. Здоровяк, даже не оглянувшись, выскакивает из толпы и сталкивается нос к носу с Лараком. Граф поднимает руку, бьет наотмашь. Мужчина застывает как вкопанный, судорожно глотая воздух, и вдруг заходится в плаче. Ларак помогает подняться служанке в одном чулке, идет дальше; за ним, словно нитка за иголкой, тянутся порядок и уверенность. В жизни граф Эйвон никогда не был таким и не будет, но это сон! Страшный сон, который когда-нибудь кончится!..

Тряхнуло. С толстенного скрюченного дерева посыпался снег, запорошил сваленную меж корней кучу барахла. Седоголовый слуга, отстранив двух обнявшихся женщин, протиснулся к низкому каменному сараю. Толчки не прекращались, и старика мотало из стороны в сторону, но он как-то отодвинул засов. Во двор, перескакивая друг через друга, вырвались ошалелые разномастные псы.

Из стены вывалился огромный камень, разбив в щепки засыпанный снегом воз. Старуха в нижней юбке и девичьей шали пошатнулась и села на снег. Собаки вылетели на середину двора и сбились в кучу, поджав хвосты и беззвучно, по-рыбьи, разевая пасти. Те, кто был заперт в гибнущем замке, кричали сами и слышали крики, треск и скрежет, а у Давенпорта были только глаза, которые он не закрыл, сам не зная почему. Чарльз проходил сквозь падающие обломки, сквозь чужой страх и чужую смерть, и с ним не происходило ничего. Он видел, как без ветра качаются и роняют ветви деревья, валятся с крыш и стен камни и черепица, тянутся к желтому небу руки, открываются и закрываются рты…

Лунное колесо стало меньше, а каменный дождь – гуще, и все больше людей толпилось на узкой площадке у ворот, где распоряжался Эйвон Ларак. Граф больше не вглядывался в каждое женское лицо, он отгонял толпу от рассеченных трещинами стен, выслушивал тех, кто хоть что-то соображал, отдавал короткие приказы. И их исполняли! Пытались исполнять.

Ларак махнул рукой, и мужчины, разбивавшие ворота, опустили свое бревно на землю. Из их ртов валил пар, по лицам катился пот. Они стояли и смотрели, как шестеро здоровяков подхватили таран и ударили по золотым от лунной пляски створкам. Почему они до сих пор не рассыпались, ведь это просто доски, даже ничем не окованные?! От них должны остаться лишь щепки… Должны?! Во сне, где по небу кружат четыре луны, а ты проходишь сквозь людей и камни, никто ничего никому не должен.

– Бэзил! Бэзил, разбуди меня!!!

Из покосившейся крыши вылетела балка и перебила хребет серой лошадке; толпу повело в сторону, ударило о кладку буропенной волной. Новый толчок, и торчащая над стеной колокольня неторопливо накренилась, уронила венчавшую ее свечу и начала падать, рассыпаясь в полете. Эйвон Ларак вздрогнул и бросился вглубь дворов, мужчины у ворот принялись с удвоенной силой орудовать своим бревном.

Снова тряхнуло, и граф едва не налетел на бьющуюся в агонии лошадь. Он пьяно шатался, но пытался бежать… Почему никто не прикончит кобылу, неужели это так трудно?! Ларак исчез в чудом уцелевшей арке, а Чарльз безнадежно застрял над умирающей лошадью, нашаривая несуществующий пистолет. Несуществующий и бесполезный. Он не смог бы пристрелить эту кобылу, как не мог помочь плачущей женщине, подхватить ребенка, сменить таранщиков, он ничего не мог, только стоять босиком на нехолодном снегу и смотреть на чужую смерть…

– Бэзил, проклятье! Ты что, оглох?! Я хочу проснуться!!!

Одна из внутренних стен заколебалась и осела, подняв столб красноватой кирпичной пыли; завал отрезал бросившегося к церкви Ларака от площади. И тут ворота наконец разлетелись. За ними была скала.

2

Обвал сожрал развалины вместе с пересохшей чашей, но мертвое дерево не потеряло ни единой ветки, уцелела и тропа. Раньше она приближалась к обрыву лишь в двух местах, теперь черный ломаный зигзаг подползал к ней вплотную везде, насколько хватало глаз.

– Здесь больше не будут ходить, – прошептала Луиза. Она думала об одном, дочь услышала другое.

– Все погибнут, – тихо сказала она, – Надора не будет и дороги не будет…

– Помолчи, могильщица! – прикрикнула капитанша. – Зоя обещала…

– Она обещала Айри, – Селина судорожно сглотнула, – и Ларака… А Реджинальд? А Дейдри с Эдит? Мама, сколько людей в Надоре?

– Не знаю, не считала! – Сколько же их? Сотни две, если не три. И еще деревня за мостом, но туда оно не доберется… Оно?! Почему она так подумала?

– Пойду посмотрю, что внизу.

– Я с тобой.