Яд минувшего

Внизу был туман, в котором тонули дрожащие черные стены. Мелкие камни сыпались градом, крупные отрывались от края обрыва реже и не сразу. Где же носит эту Зою?! И как она вернется, если развалин, в которых кто-то околел, больше нет? А может, они пошли другой дорогой? Люди вечно умирают и убивают. Точно! Джоанна говорила, что осенью повесился мельник… Конечно же! Они вышли на мельнице!

– Ничего не видно, – Сэль опустила на колени и свесила голову в пропасть, – одни камни.

– Тогда пошли назад.

Дочка без лишних слов встала, она и раньше не была болтушкой, а теперь и вовсе сникла.

– Тебе не холодно?

– Нет… мама, на небе правда четыре луны? Под деревом?

– Правда. Это место такое. Видишь, опять…

– Какие они яркие, – посетовала Селина, – как… как беда. А внизу все грохочет.

– Закрой глаза и думай, что это телеги. Помнишь, когда в Кошоне строили церковь, ездили у нас под окнами?

– Помню, – кивнула Сэль, но глаз не закрыла, – мы должны были остаться со всеми.

– Мы не знали. – Опять! Святая Октавия, опять! Для всех – горе, для нее – всего лишь неудобство. Так уже было. С Манриками. Дамы Катарины тряслись от страха, а госпожа Арамона смотрела на тех, кого уводят, как… как кошка с забора бойни. Вот в Октавианскую ночь она могла бы взвыть от ужаса, но на ней висела семья. Сейчас – только Селина.

– Все хорошо. Все будет хорошо.

– Мама, ну как ты можешь?!

Как она может? Она сама не знает как, но кричать она не станет. Кудахтать с насеста, когда рядом умирают… Это не всем дано.

Под ногами прополз очередной воз, развернулся, покатился назад, земля задрожала сильнее, к подземному гулу присоединился донесшийся поверху грохот.

– Это в замке?

– Почему в замке? – возмутилась Луиза. – Глыбы валятся не только здесь! Забыла, что стена тянется до озера?

– Я помню.

Резкий удар и догоняющий его грохот. Где-то поблизости. Глыбы крошатся друг о друга и рычат, по земле черными ветвями ползут трещины, сыплются и сыплются камни с обрыва… Сколько же их!

– Подстели плащ как следует. Тебе еще детей рожать!

– Я же говорила… Неужели ты думаешь… Я не предам Айри! Никогда…

– Не предать – не значит хоронить себя заживо. – А луны сейчас сойдутся. Они будут крошить друг друга, как камни, или просто погаснут? А может, упадут? Что будет, если на тебя свалится луна? А четыре луны? Святая Октавия, чего только не лезет в голову…

– Мама!

Грузный одинокий силуэт закрывает звезды. Шляпа, шпага, плащ… Капитан Гастаки и больше никого.

– Я не смогла. – Безнадежный голос, безнадежное лицо, безнадежные слова. – Мне не дано… Дороги нет, ничего нет… Она бессильна. Даже Она…

3

Четыре золотых лица слились в одно, черное. Ослепительно вспыхнула золотая звезда. Пора! Во имя святого Алана, сюзерена и Анаксии, во имя справедливости, пора! Дикон вскочил на коня и поднял клинок. Могучий темно-серый жеребец злобно заржал и прыгнул вперед. Юноша не оглядывался. Он знал, что воинство Скал не оставит своего Повелителя. Конница, набирая разбег, неслась на приступ. Топот копыт сливался в непрерывный, мощный гул, заполнивший зажатую скальными стенами долину. Скалы терпеливы, но есть предел и их терпению! Можно простить многое, но не втоптанную в грязь клятву.

Золотая звезда горела все ярче, указывая путь, мелькали поросшие лесом горы, дрожащие от нетерпения утесы, одинокое озеро, сломанное дерево, где-то Ричард видел похожее… В Сагранне? В Алате? В Эпинэ? Это не важно, важен долг!

Ричард пришпорил коня, ощущая себя единым целым с ним, с несущейся сзади армией, с окрестными скалами. Кавалерия не штурмует крепости, но только камень совладает с камнем, и только верный вправе карать предавшего. «Верность изменнику суть измена, как и родство с изменником – измена, и послушание оному». Таков закон! Предательство не искупит ничто, кроме смерти, но изменнику даровано право покарать себя самому… У него был выбор, у него было время. Шестнадцать дней и шестнадцать ночей.

Башни возникли неожиданно, древние, мощные, облитые лунным светом… Серый гранит корчится от страха – замок узнал свою смерть раньше тех, кого он прятал. Дикон слышал, как дрожат и стонут связанные людской волей глыбы. К утру они станут песком, серым, ничтожным песком на могиле клятвопреступников.

Конь Ричарда встал на дыбы, обрушив копыта на выносную башню. Дико вскрикнул камень с белой полосой, ему ответил другой. Юноша сдержал скакуна и обернулся, с гордостью глядя, как из золотистого марева вырывается отряд за отрядом. Он привел армию в срок, его долг исполнен, долг и присяга… Сюзерен будет доволен!

– Дикон!

Дейдри, что она здесь делает? Откуда?

– Дикон, Ди…

– Дейдри?! Это ты?

Послышалось… Крики так похожи, крики и плач. Слушать их страшно, но долг есть долг, он превыше жалости, боли, милосердия. Потом он вспомнит, как ревели в агонии стены, как молились, проклинали, ругались люди, вспомнит и не сможет уснуть, но он должен снести с лица земли этот замок и самую память о нем…

– Вперед! Именем Скал и во имя их!

4