Яд Минувшего. Часть 1

— Это только морской обычай? — осведомился Леффер. — Или в нем могут принять участие и солдаты?

— Могут. — Добряк вытащил флягу с рыбодевами. Стаканы стаканами, а хвостатые подружки где только с ним не побывали!

— Парус поднять и плыть, найерелла, — затянул высокий страдальческий голос.

— Нам плыть далеко, — откликнулось трое или четверо. — Неси, красотка, вино,

Найерелла-лерела,
Нам плыть далеко…

Еще бы не далеко! От Хёксберг до Ардоры против сорвавшегося с цепи швана… Они крались вдоль берега, прятались, лавировали и ведь дошли, господа селедки! Дошли и пьют, а свернувшие на север — на дне!

Кружку поднять и пить, найерелла,
Нам пить до утра, пока отлив не настал,
Найерелла-лерела,
Нам пить до утра!..

— Это вы Юхан Клюгкатер? — Незнакомый человек в простом темно-зеленом платье уселся на служащий стулом бочонок.

— Ну я, — буркнул Добряк, досадуя на гостя за испорченную песню, — дальше что?

— Дальше, — странный гость махнул подавальщику, — кэналлийского, милейший… Красного. Начальник таможни полагает вас человеком умным и деловым. Он посоветовал мне вас разыскать.

— С чем вас и поздравляю. — Если по делу, сам скажет, на шею кидаться не станем.

— Благодарю. — Незнакомец и не подумал обидеться. — Я хочу услышать о сражении.

— А чего о нем говорить? — Юхан пожал плечами и убрал рыбодев от греха подальше. — Все без меня разболтали. Шкипер еще по таможням прыгает, а команда уже по кабакам языками чешет…

— Моряки — люди душевные, — согласился чужак, — чем больше пьют, тем больше вспоминают. Ваши матросы вторую неделю клянутся, что разглядели герцога Алва на борту талигойского корабля. Это правда?

— Правда. — Еще б не правда! Под Ворона хоть армию списывай, хоть эскадру, хоть интенданта с солониной и полотном. — Вот лейтенант соврать не даст, он со мной был, когда на мою посудину их зверюга выскочила. Трехпалубная, пушек десятков восемь, не меньше, а на юте — Ворон. Без плаща, без шляпы, в руке — шпага, волосы дыбом… Как сейчас перед глазами стоит.

— Как же вы спаслись?

— Свезло. Фрошеры пушки перезаряжали, только верхними разок саданули, и все. Потом подвернулась посудина покрупнее, на нее они и насели, а нас Создатель укрыл и спас. Только груз за борт покидать пришлось, мели в бухте, сами знаете…

— Я не знаю. — Гость ловко ополовинил стакан. — Но мой друг из таможни говорит, что берега у Хёксберг и в самом деле дурные. А где были дриксенские адмиралы, когда на вас напал Алва?

— Дрались где-то. — Нашли дурака болтать про Бермессера, проще на бочку с порохом взгромоздиться и запал поджечь. — Дыму было много.

— Герцога Алва вы разглядели даже в дыму.

— Разглядел, — огрызнулся Добряк Юхан, отворачиваясь от надоеды. — Попробуй такого не разгляди!

— В самом деле.

Подвыпивший здоровяк налетел на подавальщика, тот пошатнулся, кувшин с тинтой грохнулся на пол, разлетелся вдребезги, по доскам растеклась роскошная темно-красная лужа. Дурная примета, теперь пьянчугу до Весеннего Излома не возьмут ни на один корабль…

— Шкипер, — голос гостя стал ласковым, словно у монаха, — расскажите, что вы видели на самом деле. Поверьте, говорить правду выгодно. Даже выгодней, чем торговать воинскими припасами.

Зеленый рукав метнулся к поясу, Добряк напрягся, но гость вытащил всего-навсего кошелек и дернул тесемки. На сукно, звеня, посыпались таллы. Зрелище было, прямо сказать, красивым, но Юхан был Добряком, а не дураком. Откажешься от своих слов, а потом куда? Сидеть в Ардоре и трястись при виде дриксенского флага?

— Нет, — отрезал шкипер, почти без сожаления глядя на золотую россыпь, — не возьму греха на душу. Что видел, то видел, а видел я Ворона, а не Бермессера. Вот этими вот глазами видел, чтоб мне крабьей теще достаться!

— Господин Клюгкатер, — нахмурился незнакомец, — вы меня обижаете. Если вас едва не утопил Кэналлийский Ворон, так и говорите. Чем больше, тем лучше. Считайте, что я взял во фрахт ваш язык и языки ваших матросов. Вы не видели Бермессера, вы видели Алву и чудом уцелели, потеряв груз…

— Именно, — пробормотал Юхан, и гость исчез, оставив золото, кошелек и онемевших собеседников.

Добряк чихнул и потер виски. Вокруг по-прежнему гуляли. Между сдвинутых столов двое моряков изображали что-то гайифское. Один, с бумажной розой в зубах, мелко перебирая кривоватыми ногами, нарезал круги вокруг здоровенного матроса. Тот под гогот зрителей отворачивался, жеманно отставляя похожие на коленки локти. На голове его был имперский колпак.

— Я бы на вашем месте убрал выручку, — пришел в себя Леффер, — она привлекает внимание.

— Отсчитайте треть, вы в доле. — Кто был этот зеленый? А, не все ли равно! Добряк сгреб свою часть со стола и крикнул подавальщика, но подошел хозяин. Надо же, как у них тут шустро.

— Настойки? — Ноздри Одноухого раздувались в предвкушении выручки. — Тинты?

— Касеры! — Юхан бросил на стол два золотых. — Для всех. И «Найереллу». Четыре раза!