Яд-шоколад

Снимок лейтенанта Терентьевой, как отметила Катя, не тот, что в ксерокопиях из ОРД, и не тот, что несли на ее похоронах — другой, взятый, видимо, из личного дела. Терентьева в полицейской форме, очень серьезная. Волосы гладко причесаны и собраны, как того требует устав. Никакой косметики на лице.

— Итак, есть основания полагать, что супруги Гриневы могут быть рассмотрены в качестве пятой жертвы. Я не разделяю их, а, наоборот, объединяю — они оба пятая жертва. И я не касаюсь сейчас пока фактов, по которым мы вносим это новое убийство в список двухгодичной давности. — Семенов очень осторожно подбирал слова. — Итак, супруги Гриневы: Виктория — 31 год и ее муж Кирилл — 29 лет, она дочь богатого бизнесмена, обеспечена по жизни и не нуждается ни в профессии, ни в работе, он в прошлом хорошо зарабатывал, а сейчас чрезвычайно выгодно женился.

На экране возникла прижизненная фотография Виктории Гриневой. Она стояла рядом с мужем. Свадебная фотография, другой, видно, в спешке не нашли. Жених и невеста улыбались миру.

Снова брюнетка— отметила Катя. И вспомнила, какой она увидела Викторию там, в этом жутком доме ночью. И тут же отогнала эти мысли. Да, да, я это видела, я уже никогда это не забуду.

— По какому принципу выбирались все эти женщины? По типу внешности, по красоте, по национальному признаку? Как видим, все убитые примерно одного возраста, около тридцати лет, нельзя сказать, что это красавицы, внешность у всех самая обычная.

— Цвет волос, трое из пяти — брюнетки, — заявил с места полковник Гущин.

Катя подумала — вот что всем, как и мне, сразу бросилось в глаза, цвет волос. Раз они не красавицы, то…

— Я бы хотел обратить ваше внимание на другое. На место их работы и социальный статус каждой из погибших, — Семенов подошел к доске и начал писать мелом. — Что мы видим — дворник, работник торговли, сотрудник ЕРЦ — расчетной-контрольной организации, сотрудник полиции и пятая двойная жертва — фактически не работающие, однако принадлежащие к богатому классу, люди весьма и весьма обеспеченные.

— Что вы хотите нам всем этим сказать? — спросил Гущин.

— Налицо подъем по социальной лестнице с каждым новым убийством, — сказал профайлер Семенов.

В зале слушали внимательно, но потом по стройным рядам оперов, экспертов, сотрудников прокуратуры и следователей точно по воде рябь пошла, начали переговариваться шепотом.

— Я не стану читать вам нудных и контрпродуктивных нотаций о профилировании и портретировании личности убийцы, — повысил голос Семенов. — Все это в кино набило оскомину и, мягко говоря, все это неправда. Профилирование не помогает выйти на след. Вычислить вот так по психологическому портрету и поймать убийцу еще нигде никому не удавалось в реальности, все это детективные бредни. Для поимки есть иные способы, и вы, профессионалы, их отлично знаете. Однако, когда у вас уже будет круг подозреваемых, вы вспомните мои слова и, возможно, это поможет вам выбрать из этого круга того, кто вам нужен, и понять тайный смысл его деяний.

— Какой там смысл — он женщин на куски режет! — послышалось из зала.

— Убийцу нашли два года назад. Родион Шадрин в психбольнице!

— Я сказал, когда у вас появится новый круг подозреваемых, — повторил профайлер Семенов невозмутимо. — Итак, список жертв свидетельствует о желании подъема по социальной лестнице. От маргинала, от дворника-гастарбайтера к работнику торговли, затем к сотруднику административных городских органов, далее к представителю органов власти, полиции и к представителям богатой буржуазии, так называемым хозяевам жизни. — Семенов быстро писал мелом на доске фамилии жертв и рисовал кривую подъема, точно решал математическое уравнение. — Это очень быстрый подъем — нет промежуточных вариантов, промежуточных или случайных жертв, особенно это видно на примере третьего и четвертого убийства. Все это говорит о том, что выбор не случаен, а хорошо обдуман. Однако есть вероятность и того, что это чисто инстинктивный выбор, инспирируемый неконтролируемым, глубоко внутренним импульсом желания, жажды власти. И все это сопряжено с ранами и увечьями жертв в области половых органов при отсутствии признаков изнасилования. По данным судебно-медицинской экспертизы характер нанесения ранений фрикционный. Можно сделать вывод, что нападение на жертву и расправа над ней является неким вербальным символом, неким замещением полового акта.

— Он власть, что ли, так утверждает свою, таким вот способом? Над кем? — снова послышались голоса.

— В каждом конкретном случае убийства — над жертвой, над женщиной. Но если рассматривать все это в более широком аспекте — над жизнью, над обстоятельствами, возможно, над кем-то, кого он всеми силами стремится себе подчинить в реальности. В семье или на работе или в личных отношениях.

— В семье? — переспросил Гущин. — По-вашему, он может быть женат, семейный?

— Я не исключаю такого факта. Но возможно и нет.

— Ну ладно, власти он жаждет, а что нам все это конкретно дает?

Катя отметила про себя, какой именно вопросзадал профайлеру полковник Гущин.