Ядерная весна

Растерялся. Поторопилась она, слишком рано оделась. Вот и не знал, что сказать.

– Я скоро пойду. Тебе нормально было со мной?

– Да, спасибо тебе.

Я получил нежный поцелуй благодарности – в край рта. И во мне вдруг проснулось то чудесное, немного злое полупохмельное состояние. Решил задержаться. Целовались, и я опять возбудился. Бросил ее на диван, подтянул юбку и отодвинул трусики. Потом приспустил свои штаны. Снова начал тереться об нее, как утюгом разглаживал ее губы своей алой башкой. Задрал футболку, оголив соски. Мне было обидно. Значит, я из кожи вон лезу всю ночь, а она просто лежит и бычит, если я пытаюсь вставить? И даже минет сделать не может! Если я принимаю правила твоей игры, делаю, как ты хочешь, почему ты не помогаешь мне? Это у тебя проблемы, а не у меня, почему я должен выкручиваться, стараться в одного? Просто-напросто отсоси, не высохнет от этого твой рот! От обиды я жутко возбудился. Конечно, я виноват был перед ней своим подлым поведением в школе, но черт подери! Если человек отвечает взаимностью на твое отношение, значит, ты нашел к нему правильный подход.

Какая умная мысль! Давление в шланге нарастало. Угадал, ты просто мстительная и злая, а туда же, лезешь на крест. Я терся о Юлю, о ее проблемную вагину, не позволяющую принять меня внутрь, исключающую возможность соединения, терся радостно, зло и настырно, по-обезьяньи, по-крокодильи, по-слонопотамьи, как кролик, как Иван-дурак на Змее Горыныче, и вдруг ощутил более настоящее, более реальное удовольствие, чем если бы я был внутри. У меня все сошлось, как у одержимого поэта, недостижимая вагина была моей музой, когда я ухватился за Юлину кисть, положил ее пальцы себе на ствол и мошонку. Сработало: я выстрелил длинной белой соплей поперек Юлиного туловища. Повалился на спину, глубоко вдыхая жизнь. Она не успела, я убежал вперед повозки, а ей не хватило считаных секунд, чтобы получить удовлетворение. Она поднялась на локоть, сверкнула глазами, как ведьма.

– Быстрее, – говорит. – Бери любое полотенце и вытирай.

Недовольство, мелкая ложь, суета. О чем мы говорим, когда говорим о запачканном животе?

– Зачем так суетиться?

– Вдруг какой-нибудь упорный сперматозоид доплывет!

Я покрутил пальцем у виска:

– У тебя же месячные. И даже если они только что закончились, я могу кончать еще несколько дней не только на твой замечательный живот, но и в тебя.

– Лучше перестраховаться, – уперлась Юля.

Хотел было рассказать, что в таком случае она может забеременеть оттого, что в жидкости, которая выделяется во время всего этого действа, уже могут быть сперматозоиды. Как профессор кислых щей сказал бы: «Юлия, после первой эякуляции в ходе полового акта в предэякуляте уже присутствует семя». Но решил не говорить. Ладно, сначала усмехнувшись, но быстро поправившись, скорчив серьезное лицо, беру полотенце, сохнущее на двери, и старательно вытираю мою даму. Она брезгливо трет руку о полотенце, – немного сгущенки попало на ее пальчики. Нормальная девчонка бы облизала их, но только не Юля. Юля вместо этого обиженно смотрит в потолок. Видок у нее тот еще.

– Ну и вид у тебя… отъебанный какой-то, – говорю.

– А у тебя лучше?

– Наверное, нет.

– Как ты говоришь?! Что это такое – вид отъебанный?!

Ага, на это ты обиделась, что за игры.

– Что ты обижаешься? Я же в хорошем смысле слова.

– В хорошем?

– В хорошем. Просто злишься, что я кончил раньше тебя.

– Просто нельзя так со мной разговаривать!

Через секунду она меня выгоняла. Лицо у нее было красное. В дверях я ее поцеловал в сжатые губы. Юля смотрела на меня враждебно. Я широко улыбнулся.

– Я тебя ненавижу, – был ее ответ на улыбку.

– Пока, любовь моя, – сказал я.

Она хлопнула дверью.

Утро было прекрасное. Я шел домой, ощущая себя самым потрепанным мартовским котом. Было просто думать обо всем. Чудесное воскресное утро. Я знал, что, когда я высплюсь, мне будет очень грустно. Что я не позвоню Нине, что мы с ней не погуляем. Хотя, может, и решусь позвонить? Но я же не смогу ходить с ней рядом, улыбаться, делая вид, что ничего не случилось. В жопу, сейчас можно было думать об этом, оставаясь радостным, такое было утро. Я прикоснулся к самой сути, я пока еще помнил, знал и чувствовал, что можно жить, ездить в автобусе, сидеть в туалете, чистить зубы, заниматься чем угодно, но оставаться стоять на балконе седьмого этажа, чувствовать мгновение: прикосновение пера ветра, и играть с утятами в ванной, и быть большим до неба, и маленьким, и хитрым. Можно путаться в своих следах, но быть внутри сути. Этим утром все было так.

Мое открытие Америки