Ядерное лето 39-го

Фамилии, звучавшие в лекции, тоже многое говорили собравшимся. Ведь на заводах города меч скорее «ковался», а «оттачивался» он на другом предприятии. На том, чьи работники, пройдя через проходную, превращались из хорошо знакомых соседей по двору – «дядь Миш» или «Ван-Палычей» – в конструкторов, начальников КБ, профессоров, а то и академиков. Центр экспериментальных физико-химических исследований – крупнейший в мире институт, занимающийся проблемами атомного ядра – тоже располагался в зауральской Туле.

И работающие в Центре ученые, разумеется, предпочитали жить здесь же. Поэтому каждый мальчишка в городе знал, когда лучше лезть за яблоками в «курчатовский садик» и почему на «рогозинские» яблоки можно только облизываться. Ну а рецепт знаменитой прикормки – «академки» от маленького, сухонького любителя посидеть с удочкой на городском пруду вызывал у мальчишек такой же ажиотаж, как у заокеанских разведчиков – другие секреты рыбака-пенсионера. И никто, разумеется, не удивился, когда после смерти этого старичка-рыболова весь город приник к телевизорам, следя за торжественной церемонией захоронения в Кремлевской Стене «видного сына советского народа, основоположника ядерной науки, создателя «ядерного меча», лауреата Ленинской и Сталинской премий, академика…» и т. д.

Докладчик, на чьих глазах прошло строительство и становление этого города, еще раз обвел взглядом актовый зал.

– Теперь можно перейти к вопросам… государственных и военных тайн раскрывать не обещаю, но на что смогу – отвечу.

– Разрешите? – поднявшийся со второго рада мальчишка, будучи счастливым обладателем очков, явно «косил» под ребячьего кумира последних лет – аккуратно повязанный галстук, очки, комбинезон «летучка» с приборным патронташем – в памяти сразу всплывали кадры из экранизации «Генерального Инспектора» Стругацких с пионером, сумевшим-таки прошмыгнуть мимо Жилина на борт «Тахмасиба».

– У нас, в историко-техническом кружке, при анализе этих событий возникли некоторые вопросы, связанные с техническими деталями операции, – начал он явно заготовленную заранее речь, но, не удержавшись, сменил стиль на более привычный. – В общем, не понимаем мы, как наши летчики сумели так ловко бомбы на японцев положить, а уж про Германию так и вовсе чуть не до драки спорили. Весь информарий в поисках техдоков перерыли. Мы даже доступ к зарубежному сегменту информария заказали для поиска – ну никак не могли наши самолеты туда бомбы доставить. Или по грузоподъемности, или по запасу топлива, или по потолку. Вот пять лет спустя, на «Туполеве» – пожалуйста, а в сороковом – ну не на чем было!

Тут, спохватившись, что сейчас он не спорит с товарищами по кружку, а излагает вопрос докладчику, мальчишка вновь перешел на заготовленный ранее текст:

– Вы были непосредственным участником как первого случая применения нашими войсками атомного оружия, так и второго. Не могли бы вы более подробно рассказать об этих операциях, сделав упор на их технические особенности?

– Более подробно? – докладчик тяжело вздохнул. Ну не был он талантливым рассказчиком, не был. Впечатлений за прошедшую жизнь накопил – дай (или не дай) бог всякому, а вот рассказывать о них… над книгой мемуаров второй год с помощью литобработчика бьется, а тут не мемуары, тут детям рассказывать нужно…. Как описать им насмешливо-недоверчивый блеск в глазах Байдукова во время предполетного инструктажа, который он лично проводил? Разумеется, никаких техников-оружейников для новой бомбы еще не было, и эту работу выполняли они, ее создатели – инженеры и конструкторы. Понятно, что прославленный летчик с недоверием относился к исходящим от «посторонних» техников довольно странным и необычным инструкциям. И если необходимость высотного бомбометания и максимально быстрого ухода с места сброса еще можно было как-то понять, то вот требование сразу после сброса надеть тяжелые черные очки и совершать маневр ухода «вслепую», даже не видя приборов, выглядело не просто странно, а прямо-таки подозрительно.

А те же глаза уже после вылета—красные, слезящиеся, и не поймешь, то ли оттого, что командир АНТ-42 наплевал на черные очки, то ли… Взрывов было два, значит, до цели долетели оба самолета, а вот на вопрос только что севшего Байдукова – «Как Паша?» – никто из встречающих ответить не захотел… или не смог. Как не могут ответить на него до сих пор – после капитуляции остатков Шестой армии район, невзирая на высокую радиоактивность, был буквально прочесан в поисках остатков второго самолета, совершенно напрасно прочесан…

Как объяснить собравшимся здесь, почему прославленный летчик, дважды герой, после возвращения из того полета невзлюбил «Марш авиаторов», и стоило песне дойти до куплета со «взглядом, пронзающим каждый атом» и «воздушным флотом, дающем ответ на любой ультиматум», каменел лицом и либо уходил, либо, если уйти было нельзя, начиная планомерно напиваться?