Ядовитая кровь

— А я тебя нет. Сам приедешь, будешь ломиться в квартиру — пристрелю. У меня настроение хреновое, имей в виду. Я и сейчас не понимаю, зачем с тобой разговариваю. Не понимаю, и все. По инерции, наверное... Некстати уехал подполковник Осокин. А киевский полковник вообще не отвечает на звонки. Не в курсе — отчего?

— Не знаю, — отрезал Серый. — Не хочешь разговаривать — хрен с тобой. Кого-нибудь из своих направь к пятой школе — она ближайшая к областному управлению, кажется.

— Что случилось?

— Ничего. Ребенок там случился мертвый. Шел в школу и не дошел.

— Ты-то откуда знаешь?

— А мне позвонили. Сказали — мальчик одиннадцати лет мертвый лежит на дороге, а в ладошке у него — записка с моим именем и фамилией! Понятно? Мне и позвонили. Я и приехал. Машину за тобой послал, стоит уже перед подъездом, наверное. Приедешь?

— Отзови тачку, я на своей поеду. Через час, максимум, буду. Устроит?

— Устроит, — Серый оборвал связь, не прощаясь.

И его можно было понять.

Дверь приоткрылась, заглянул Богдан:

— Все, поболтали? Очень содержательно. Это кто тебе, оказывается, звонил по подкинутому телефону?

— Не твое дело.

— Как это не мое? А если у меня спросят? Увидят сейчас, как я буду выходить, как я входил ни свет ни заря... Начнут спрашивать, а я что? Спросите у Гетьмана? Некрасиво получится, не жизненно. — Богдан вытащил из кармана куртки мобильник, протянул Владу. — Привез тебе, между прочим, новый аппарат. Куплен давно, лежал про запас. Карточка свежая, считай — ненадеванная. Звонка на ней нет, проблема. Но ты никому телефон не отдавай и номер свой не говори. Так понимаю — долго врать не придется?

— Не придется. — Влад взял аппарат, взвесил его на руке. — Откуда вы беретесь, такие умные да предусмотрительные? Противно даже, честное слово.

— Совсем дурак? Мы же вчера начали телефоны менять, забыл? Я тебе звонил, вспомни. Вспомнил?

— Вспомнил.

— Ну, вот и ладно. Хоть с памятью у тебя более-менее, не совсем головой ушибся. Руслан сказал, что у тебя вчера проблемы были. В подробности не вдавался, но по его виду я понял, что вляпались мы крепко.

— Ты здесь при чем? Я вляпался — было дело. Руслан сделал все, чтобы разделить со мной эту чашу скорби. Но ты...

Богдан хмыкнул и покрутил пальцем у виска.

Молча.

Подал голос старый мобильник Влада.

— Да.

— Это лейтенант Капустян. Я только что подъехал к вашему дому — разминулся с машиной Серого. Вы в курсе, что она здесь была?

— В курсе.

— Тогда — ладно. А я тут приехал, на стоянке напротив первого подъезда. Жду.

— Я тебя вызывал?

— Мне Руслан сказал... старший лейтенант Лютый, чтобы я прибыл и оставался. А подполковник Осокин мне говорил, что теперь моя служба — быть возле вас.

— И докладывать полковнику Петренко, — мстительно напомнил Влад.

— Да, — не стал возражать Капустян. — Но он на звонки все не отвечает. Может, к нему нужно будет заехать?

— Как ты себе это представляешь? Приезжаешь со мной, чтобы доложить о результатах наблюдения за мной же? Ладно, мы выйдем с Богданом через пятнадцать минут. Поедем на улицу Иванова, школа номер пять. Знаешь, где это?

— Знаю. Жду.

* * *

Тело мальчишки уже давно должны были отправить к патологоанатому, но Серый орал до хрипоты, замахнулся на некстати подвернувшегося капитана, дозвонился-таки до какого-то генерала, и все оставили, как было, до приезда Влада.

Сержанта поставили с зонтом над телом мальчишки, чтобы хоть как-то соблюсти приличия по отношению к мертвому телу.

Дождь лил не переставая, руки у сержанта затекали, и он то и дело перекладывал зонт из одной в другую. Когда дождь вдруг из прямого становился косым, сержант реагировал не слишком быстро, и капли попадали на лицо мальчишки. И по бледным щекам катились слезы.

Крови почти не было, нож впился в грудь по самую рукоять и даже немного вышел сзади, между лопатками.

Мальчишка шел в школу, до нее оставалось всего метров двадцать, когда, перейдя через дорогу от продовольственного магазина, почувствовал сильный удар в грудь. Это было последнее, что он почувствовал. Еще не упав, только оседая на мокрый асфальт, мальчишка уже был мертв.

Даже улыбка не успела сойти с его лица.

Рукоять у ножа была обычная, деревянная, крашенная в коричневый цвет, куртка у мальчишки была ярко-синяя, так что коричневое пятно на синем было видно отчетливо. Даже без небольшого потека красного цвета.

Свидетели запомнили только, как мальчишка упал — люди на перекрестке были, и ученики школы, и взрослые, провожавшие детей и просто шедшие на работу. Но кто ударил ножом и как он это сделал — никто вспомнить не мог.

Под дождем люди обычно не смотрят по сторонам. Внимание направлено вниз, под ноги, чтобы не влететь в лужу.

А убийца не просто ударил ножом, он еще и присел рядом с трупом и вложил в его правую руку записку, написанную на листе, вырванном из обычной тетради в клетку.

Кто-то из одноклассников узнал мальчика и рассказал в школе, кто-то позвонил домой — мать билась сейчас в руках двух милиционеров, а те, уворачиваясь от ее слепых ударов, бормотали что-то, молясь про себя, чтобы все это скорее закончилось.