Ядовитое кино

– После того как мы узнали о смерти Всеволода Михайловича, у нас тут же появилось много свободного времени. На это мы никак не рассчитывали – привыкли, что при Качинском ни у актеров, ни у съемочной группы свободного времени просто нет. Обычно мы учим роли, тренируем перед зеркалом жесты и мимику, отрабатываем движения. Теперь же мы все просто сидим в своих комнатках, как мыши, и чего-то ждем. Так вот, просидев целый день здесь, я решил написать письмо своей маме, рассказать о случившемся и о том, что теперь нам наверняка придется здесь задержаться.

Зверев внутренне ухмыльнулся. Его версия о маменькином сынке подтвердилась.

– Ваша мама живет в Москве? – уточнил Зверев.

– Да.

– Письма идут долго. Почему вы не отправили телеграмму?

– Как вы это себе представляете? В телеграмме же много не напишешь. И что бы я ей написал? «Качинский отравлен, съемки отложены. Придется задержаться»?

– Получив такое сообщение, мама начала бы волноваться, – догадался Зверев.

– Разумеется! Я не хочу волновать маму, у нее больное сердце.

– Вы женаты?

– Нет.

– И живете с мамой?

– Да. Это имеет отношение к делу?

Зверев пожал плечами и посмотрел на Комарика, тот по-прежнему рассматривал цветок.

– Я пока не встретил женщину, с которой хотел бы завести семью.

– Я тоже не женат, так что ничего страшного – это дело наживное. Давайте про письмо.

– Так вот. Когда я ехал сюда, я думал, что наша поездка продлится недолго, и поэтому не прихватил с собой ни конвертов, ни бумаги, ни чернил. Сначала я решил сходить в город и купить все необходимое, но вдруг вспомнил, что видел накануне в руках Марианны Жилиной чистый конверт. Я решил, что у нее наверняка есть еще.

– А вы знали, кому Жилина писала письма?

– Нет! Я просто случайно увидел у нее конверт.

– Хорошо, продолжайте.

– Когда я подошел к комнате Марианны, я постучал, но мне никто не открыл. Я толкнул дверь и понял, что она не заперта. Я окликнул Марианну, но мне никто не ответил. Тогда я вошел и увидел Жилину, сидящую за столом. Я сразу понял, что она мертва, и выскочил из комнаты.

– Кому вы сообщили об увиденном?

– Дорохову! Он и вызвал милицию.

Зверев снова посмотрел на Комарика и, увидев, что тот все еще изучает цветок, крикнул:

– Игорек! Оставь в покое свой столетник и включайся в работу.

– Это не столетник, а алоэ, – поправил майора Семин. – Этот цветок подарила мне моя мама, и я всегда вожу его с собой. Это, если хотите, своего рода талисман.

Игорек оживился:

– У меня тоже есть талисман – модель парусника. А что касается растения, то товарищ Семин прав – это алоэ.

– Ох уж эти мне ботаники! – ухмыльнулся Веня.

– Если бы не мои познания в ботанике, вы бы не узнали, откуда берется рицин, – напомнил Игорек и поправил очки.

– Ладно! – огрызнулся Зверев и снова насел на Семина: – Скажите, а вы не могли бы припомнить, при каких обстоятельствах вы видели в руках у Жилиной конверт.

Семин манерно пригладил волосы.

– Я прекрасно это помню. Я видел у Марианны конверт как раз накануне смерти Качинского.

– В тот день, когда вы все собрались в фойе?

– Да. Когда наше совещание закончилось, я вернулся к себе, чтобы повторить текст, но не успел даже дойти до шкафа, потому что в дверь постучали. На пороге стояла Таисия. Она сказала, что принесла мне одну книгу, которую я давно у нее просил.

– Вы любите читать? И что же вы читаете?

– Я читаю в основном специальную литературу! Книга, которую мне принесла Таисия, – по истории. Так вот, в тот самый момент, когда я вышел в коридор, мимо нас прошла Марианна, и в руке у нее был конверт.

– А куда она шла?

– Сначала она прошла в сторону фойе, потом вернулась к себе.

– А конверт у нее когда появился?

– Простите?

– Я спрашиваю, был ли у нее конверт, когда он возвращалась в фойе, или вы его увидели, когда она шла к себе?

– Простите, но этого я, к сожалению, не помню.

– Что было потом?

– Потом Таисия ушла, а я вернулся к себе.

– Вы не возвращались в фойе?

– Нет.

– А Рождественская?

– Понятия не имею.

– Ну что ж, с этим все ясно. Продолжайте, – Зверев поднялся и вышел в коридор.

* * *

Оставив Веню и Комарика фиксировать показания Семина, Павел Васильевич вышел на улицу. На небе горели звезды, пахло асфальтом. Из окошка Аглаи Малиновской, несмотря на поздний час и не располагающие к веселью обстоятельства, слышалась музыка. Зверев усмехнулся: у нее в подъезде убита девушка, а она слушает Ива Монтана, и все ей, кажется, нипочем. Нет, она не знойная, она – железная дама, и не всякому поэту такая по зубам.

Зверев выкурил сигарету и вновь почувствовал чувство голода.

«Ладно, хватит на сегодня, – сказал он сам себе, – с остальными побеседуем завтра».

Зверев еще раз обернулся. В окошке, расположенном между окнами Дорохова и Малиновской, горел свет. Кто там живет? Рождественская? Выходит, она тоже еще не спит!

Немного поразмыслив, майор вернулся в подъезд, поднялся на второй этаж и постучался в семнадцатую комнату. Открыла ему высокая молодая женщина в темно-синем халате.

– Я из милиции! – представился Зверев. – Понимаю, что поздно, извините, но у вас горел свет.

Женщина устало кивнула и жестом пригласила гостя войти.