Глаза Рождественской опять сверкнули, она поставила бокал на столик:
– А я смогла!
– Тогда расскажите, как все началось.
Она встала, подошла к окну и быстро заговорила:
– Я с детства мечтала стать актрисой, поэтому после школы подала документы в Институт кинематографии. Пусть и с трудом, но мне удалось туда поступить…
– Вы окончили ВГИК?
– Да. Однако до недавних пор я смогла сыграть лишь несколько незначительных ролей. Я приходила на пробы, но, очевидно, сказывалось отсутствие опыта – мне не предлагали ничего достойного. Когда я попала на студию, где проходил отбор актеров для этого фильма, я попробовалась на одну из второстепенных ролей. Когда Качинский меня увидел, он тут же попросил меня прочесть несколько монологов из текста и сказал, что я буду играть Дарью.
– Вот так, сразу?
– Да, вот так вот сразу, – Рождественская усмехнулась. – Все случилось слишком быстро, так же быстро все и кончится.
– Вы хотите сказать, что теперь, когда Качинского не стало, вас могут снять с роли?
– Я была почти в этом уверена и вчера уже хотела начать собирать вещи, но меня убедили подождать с отъездом.
– Кто?
– Сначала Горшкова, потом Головин.
– Перед своим отъездом?
– Да. Он сказал, что приложит все усилия, чтобы новый режиссер оставил меня в картине. Я не особо в это верила, однако сейчас…
– …у вас появилась некоторая надежда.
Рождественская невесело улыбнулась:
– Вы же прекрасно понимаете, о чем речь. Я имею в виду смерть Марианны.
– Получается, что у вас был повод желать ее смерти…
– Получается, что так. Марианна ненавидела меня, я, соответственно, тоже не испытывала к ней особой симпатии. Теперь же, после ее самоубийства, у меня гораздо больше шансов на то, что какой-нибудь Гордиевич лишит меня заветной роли.
– Может, все еще обойдется?
Рождественская опустила глаза, из ее груди вырвался легкий стон:
– Все наши меня не любят. А теперь, после самоубийства Марианны, меня будут еще и винить в ее смерти. И уж поверьте, постараются настроить против меня новое начальство…
– А почему вы так уверены, что Марианна покончила с собой?
– Все так считают. Когда Семин обнаружил труп Жилиной, тут такое началось…
– Что началось?
– Все столпились у ее дверей, но Дорохов закричал, чтобы никто в комнату не входил до прибытия следственной группы. Все вроде бы разошлись, но я точно знаю, что туда входили.
– Кто входил?
– Точно не знаю, но, так как я живу рядом, я слышала, как скрипнула дверь. – Она вылила остатки вина в свой бокал и тяжело вздохнула: – Знаете, с непривычки я, кажется, слегка подустала, поэтому давайте заканчивать.
Зверев поставил бокал на стол и поднялся:
– Последний вопрос. Вы сказали, что видели, как Жилина после собрания возвращалась в фойе. А вы сами туда не возвращались?
– Нет.
– А не припомните, кто в тот вечер уходил из фойе последним? Когда вы уходили, там еще кто-то оставался?
– Почему не припомню? Я очень хорошо помню, кто ушел последним.
– И кто же? – насторожился Зверев.
– Я. А почему вы спрашиваете?
Глава третья
Когда в очередной раз Зверев вошел в кабинет начальника милиции с двадцатиминутным опозданием, Корнев тут же набросился на него:
– Где тебя носит?
– Не начинай, – процедил Зверев и пронзил полковника взглядом, от которого всем, кроме Кравцова, стало не по себе.
Корнев что-то пробубнил себе под нос, Костин и Комарик переглянулись, а Кравцов нехорошо усмехнулся. Следователь похлопал рукой по папке с материалами уголовных дел, лежащих перед ним, и вкрадчиво спросил:
– Павел Васильевич, протокол допроса Семина, составленный старшим лейтенантом Костиным, уже у меня. Насколько я понимаю, вы вчера тоже общались с Семиным?
– И что с того?
– То есть вы не станете оспаривать, что Марианна Жилина возвращалась в фойе общежития в день, когда, по нашим предположениям, в пачку с содой, оставленной Горшковой, кто-то подсыпал яд?
– Не стану, – буркнул Зверев.
– А что, Рождественская подтвердила слова Семина? Насколько я знаю, вчера ночью вы наведывались к ней…
– Наведывался? Ночью? – стал закипать Корнев.
– Не беспокойтесь, товарищ полковник, – с ухмылкой вступился за майора Кравцов. – Павел Васильевич просто проводил допрос свидетеля. Я уверен, что сегодня он задержался как раз потому, что писал рапорт о проделанной работе. Вы ведь наверняка принесли этот рапорт, товарищ майор!
– Нет, не принес.
– Почему не принес? – рявкнул Корнев.
– Не успел дописать.
– Не переживайте, товарищ полковник, – стараясь успокоить Корнева, опять вмешался Кравцов. – Я не сомневаюсь, Павел Васильевич обязательно допишет свой рапорт, чтобы мы смогли приложить его к материалам дела. Я уверен, что майор Зверев вчера провел определенную работу и выяснил у Рождественской все, что было нужно. Не вино же они пили в ее комнате…
– Что? – Корнев снова стал заводиться.
«Вот же сука! Откуда он про вино узнал? – скрипя зубами, гадал Зверев. – Разве что шофер Панюшкин проговорился. Он наверняка почувствовал запах, когда вез меня домой».