– Как какие? Апельсины и конфетки ещё. Раковые шейки.
– Апельсины крупные были? – перебил Игорь.
– Не знаю, – искренне удивилась тёть Рита, – я не смотрела.
– А те, что в тумбочке?
– Тем более не помню. Это важно?
– Всё важно. Хорошо. А сколько вы у мамы просидели?
– Ой, час? Больше? Нет, с час, наверное. Недолго совсем. Мы же только утром разговаривали, а в больнице что? Так особо и не поболтаешь.
– А потом?
– Потом я домой поехала. На троллейбусе. Двадцать седьмой как раз пришел, я на нём и поехала, мне же тут по прямой. Из троллейбуса Конкиной позвонила, но мы недолго разговаривали, я ей просто новости рассказала, ну, про маму, и всё.
– А потом?
– Ну, до дома добралась, Надьке позвонила. Рассказала, что Людочка в больнице, что я к ней приезжала, что апельсины привезла.
Игорь покивал, думая, важные это сведения или нет.
– Тёть Ларе тоже про апельсины рассказывали?
– Ой, что ты Игорёк, я не помню. Может и рассказывала, а может, и нет. Сказала, наверное, и про апельсины, и про конфеты, почему не сказать? Тут же нет секрета никакого.
В дом вошел дядя Слава, вымыл руки с мылом и высказал своё мнение на этот счёт.
– Я так думаю, Нинка эта сама с собой покончила. Там же в больнице эту кислоту достала, незаметно в апельсин её себе ввела и того.
– Как это? Зачем же это? – запричитала тёть Рита.
– А так. Достало её всё: язва, мать у неё лежачая, вот она и того. Что это за жизнь такая у ней была? Эх, – и дядь Слава махнул рукой.
– Дядь Слав, а вы откуда знаете, что мать лежачая?
– Так моя мать с её матерью, Еленой Борисовной, подругами были, ещё пока та не слегла. Они потом уже из-за чего-то общаться перестали, а может, оно само на нет сошло, а раньше дружили. А Нинка младше меня лет на десять – я ж её ещё со школы помню. У неё ещё старшая сестра была. Я в старших классах учился, а Нинка, она то ли в первом, то ли во втором. И вот у них там был урок музыки, и песня какая-то жалостливая была, так Нинка разрыдалась на уроке, её потом в коридоре на перемене утешала Наталья Владимировна, наша классная. Эта Нинка она всегда такая, малохольная была, депрессивная.
Игорь даже ничего не ответил. Версия была никакущая: уксусную кислоту нашли ещё в двух апельсинах из маминой тумбочки. В больнице её тоже искали, но её там нет и не было: не используется концентрированная уксусная кислота в больницах.
Игорь потом сам почитал в интернете, что уксусная кислота в качестве лекарства в медицине вообще не применяется. Для производства медицинской оптики – да, а для лечения или дезинфекции – нет, но какое это имеет значение? Тьфу, мысленно плюнул Игорь, только голову лишними сведеньями засорять.
– Мы с Людочкой почти каждый день созваниваемся, – продолжала тёть Рита, – но в последний раз виделись на её юбилее. Всё дела да дела: то яблоки, то помидоры, то вот смородину посадить надо, всё руки не дойдут.
Игорь кивнул.
– Ну, и после юбилея.
– После? – не понял он.
– После юбилея, когда домой к ней пошли, – огромные глаза тёть Риты блестели через очки, и он невольно залюбовался. Она всегда была красавицей и даже с возрастом сохранила свою красоту.
– Вы пошли с мамой после ресторана к ней домой? Я не знал.
– Ну да. Ты-то раньше ушел, – Игорь молча слушал. Выходил из ресторана он один из последних, хотел проводить маму до дома и убедиться, что всё в порядке, но она практически силком втолкала его в автобус, а сама в окружении подруг осталась дожидаться такси.
– Мы тебя проводили, потом Иванову, Волошину чуть раньше, кажется, а потом решили Конкину на автобус посадить – она что-то передумала с нами ехать, сказала, на автобусе быстрее, да взяла и как грохнется!
Тёть Рита невольно рассмеялась беззлобным смехом, видимо, вспомнив, как смешно всё произошло.
– Грохнулась, ты представляешь, аж платье порвала! Ну, мы её под руки сразу, благо такси наконец-то подъехало, в машину запихнули и все вместе к маме твоей поехали.
– А кто именно поехал?
– Ну, Людочка, естественно, я, Конкина и Надька.
– Вчетвером вы были?
– Да, вчетвером. Мы с Надеждой цветы ей помочь должны были довезти – цветов-то помнишь, сколько было? А живём-то все недалеко, это Конкиной только на другой конец города тащиться. Ну, вот мы приехали, – Игорь вообразил себе эту картину: четыре женщины навеселе и с цветами, хохоча, вваливаются в квартиру. Тёть Надя, как он помнил, выходила из ресторана с недопитой бутылкой коньяка, торчащей из сумки.
– В общем, мы платье ей зашили, прям на ней зашивали. А потом ещё чай пили. Ой, Игорь, ну так душевно посидели, так хорошо было! Молодость вспоминали – такими мы были…
На этом месте дядя Слава не выдержал и решил вернуться в гараж. Свою тарелку он оставил прямо на столе, и тёть Рита безропотно встала, чтобы убрать грязную посуду.
– Игорёк, а борща-то хочешь?
Борщ после чая – это оригинально, подумал Игорь, но в животе у него заурчало и он решил изменить своё мнение.
– Спасибо, не откажусь.
– Так о чём это я?
– О вечере после маминого юбилея. Вы не знаете, был ли у кого-то какой-то мотив, какая-то причина не любить маму?
– Игорёк, да за что же? – и тёть Рита разрыдалась.