Ядовитый воздух свободы

— Я тосковал, когда ты сбежала из дома, милая, — неожиданно нежно прошептал он.

— Ты женат, у тебя дети. Я замужем. Оставь прошлое прошлому. Твоя детская мания…

— Ох, доктор Берне… — Глаза мужчины снова сверкнули. — Себя-то не обманывайте.

— Уходи.

— Уйду, — неожиданно согласился он. — Сегодня я здесь не ради тебя. Но безмерно рад этой случайности.

— И не ищи со мной встречи.

Он встал, наклонился к ней. Констанция заглянула ему в глаза и поняла, что не справится. Она просто не справится, если он начнет делать то же самое, что делал тогда. Если снова превратит ее жизнь в бесконечную череду препятствий. В гонку. В охоту. Где она была жертвой, а он охотником. Она отпрянула, вжавшись в спинку дивана — и это было ошибкой. Мужчина подался вперед и впился в ее губы с яростным поцелуем, одновременно сжав плечи до боли.

— Я всегда найду тебя, — пообещал он, укусив ее нижнюю губу и снова заглянув в глаза. — Ты принадлежишь мне. Чтобы ты там себе ни надумала.

— Пошел вон!

Вечер того же дня

Записку доставили в дом, где она жила с мужем и ребенком. Констанция поблагодарила богов за то, что Нахман в командировке и увидеть это он не мог. Убежала в кабинет, закрылась, распечатала письмо с фамильным гербом трясущейся рукой. После встречи днем она долго слонялась по Тревербергу, пытаясь вышагать стресс. Губа болела — и Констанции предстояло еще найти слова оправдания, в которые поверит Арнольд. Но все это неважно. Важнее было то, что тот человек ее нашел.

Человек, из-за которого она оставила родительский дом, сменила фамилию, отказавшись от привилегий и поддержки, от денег, от будущего. Из-за которого ей пришлось обменивать тело на кров и достаток. Из-за которого брак с Мишелем Берне показался чертовски хорошей идей и она таки решилась расписаться после пяти лет сожительства. Из-за которого русло ее жизни вдруг повернуло не туда.

Констанция разбила сургуч, уничтожив герб.

Как бы она хотела стереть с его лица эту самодовольную улыбку! Лучше бы его не было. Лучше бы жил в своем Париже или где он там жил с женой и детьми. Лучше бы…

Милая сестренка!

Да, прости, я знаю, что ты не любишь, когда я тебе напоминаю о родстве. Но в Древнем Египте браки заключались только между родными братьями и сестрами, а мы с тобой сводные. Ты снова скажешь, что я не лучшая партия. И будешь права. Я худшая партия. Потому что от любой партии ты можешь избавиться.

А от меня не избавишься никогда. Ты моя по праву рождения. Ты моя по закону справедливости.

И я приду за тобой.

Я всегда держу слово.

Глава двенадцатая Арабелла Стич

Спутник-7, Управление полиции

Агент Стич сидела в тени, глядя на мужчину, обливающегося под софитами потом. Смит плакал и скулил, как плачет и скулит каждый слабый человек, который кого-то боится больше, чем полицию. В миллион раз больше. Боится так, что готов терпеть боль, унижения, неудобства, лишь бы не проговориться. Лишь бы не дать направление расследованию. Арабелла Стич за свою долгую карьеру видела подобных слабаков, показывающих невероятную стойкость, больше, чем листьев на ином дереве. Как правило, их хватало не больше чем на три-четыре дня сопротивления.

Только сейчас она не хотела ждать три или четыре дня.

— Интересно, как размышляет человек, попавший в вашу ситуацию, мистер Смит, — негромко продолжила она свой монолог, который оборвала, чтобы выдержать напряженную паузу. Паузу-устрашение, паузу-манипуляцию. — Он думает: если я буду молчать, это закончится само собой. Меня отпустят, ведь у них нет улик и я смогу-таки покинуть город, получить награду от того, ради кого рисковал шкурой. Или же — прощение. Ради прощения люди готовы отдавать свои жизни. Что такое прощение, мистер Смит? Откуда вам знать, вас никто и никогда не прощал. Никто и никогда не простит. Вам интересно не это. Деньги? Конечно же деньги. А сейчас вы думаете, что я читаю ваши мысли. Читаю. Ведь человек, оказавшийся на вашем месте, будет замкнут в типичных сценариях. Какой из них — ваш? Тянуть кота за хвост? Вы думаете, сломаете нас своим упрямством?

Она позволила себе тонко улыбнуться, хотя Смит вряд ли смог бы рассмотреть эту улыбку, ведь свет бил ему в глаза, а агент оставалась в тени.

— Это моя инициатива.