Ядовитый воздух свободы

Мария Тейн жила в аккуратном таунхаузе, расположенном в северной части Спутника-7, писала фэнтезийные любовные романы в безумном количестве и редко когда вылезала из дома. Если только на мероприятия по случаю выхода очередной книги. Да и то не всегда. Женщине недавно исполнилось шестьдесят, она прекрасно выглядела и воспитывала приемную дочь двух с небольшим лет. «А что, я свободна и обеспечена, почему бы не подарить свою любовь кому-то, кто будет это ценить, в отличие от тебя?» О похождениях и любовных драмах Марии Тейн дочь узнавала из газет.

По прошлому опыту Тейн знала, что мать ложится спать в три-четыре утра, почти всю ночь работая над текстом, и звонить ей стоит сейчас. Около полуночи, когда книга еще не затянула, мозг еще частично реагирует на реальность, а самой Марии не испортил настроения никто из ее своенравных персонажей.

Как же не хотелось звонить.

Магдалена налила из кастрюльки еще глинтвейна, выпила залпом, почувствовала, как головокружение ржавым топором вырубает из тела тревожность, и снова села на диван, с предельной аккуратностью держа в руках маленький аппарат. Будто он мог ее укусить. А он точно мог. Через него уже сейчас проходила вся ее жизнь. Кусок пластика с кнопками определял ее дни и ночи. И, кажется, ее саму.

Они не общались с матерью с тех пор, как Туттон принес бумагу о разводе. Потеряв любимого мужчину, Магдалена утратила остатки семьи, дала Марии повод окончательно отстраниться, убедиться, что дочь не стоит потраченного времени. А вот с Норель может все сложиться по-другому.

Внутренне сжимаясь от страха, что Мария либо не возьмет трубку, либо не скажет ничего хорошего, а затем Магдалена в лучшем случае обнаружит очередную нерадивую дочь или подругу главной героини на бесчисленных страницах материнских книг, которые она собирала со скрупулезностью маньяка, комиссар нашла контакт в списке и нажала кнопку вызова. Приложила аппарат к уху, вздрогнув от холодного прикосновения, и прикрыла глаза, прислушиваясь к тому, как пьяный сосед негромко поет дворовые песни, подыгрывая себе на гитаре. Вот счастливый человек. Его никто ни в чем не упрекает. От него никто ничего не ждет.

— О. Ты звонишь, чтобы рассказать про красавчика, который к вам вчера приехал? — как ни в чем не бывало, будто и не было этих лет молчания, тягостных и больных для Магдалены, сказала Мария, проигнорировав приветствие. — Ты его уже окрутила? Скажи, что окрутила. Я стану тещей детектива Грина, какой сюжет!

В другой ситуации Магдалена разозлилась бы, но сейчас нервно рассмеялась. И через несколько мгновений они уже хохотали дуэтом. Было сложно представить что-то более страшное, чем этот лишенный тепла истерический смех.

— Красавчик хочет с тобой познакомиться и поговорить, — поймав паузу в нескончаемом потоке материнских слов, сказала комиссар.

— О! — воскликнула женщина. Тейн в очередной раз удивилась тому, какой чарующий у нее голос. Как у сирены. — Я готова. Позвоню няне, чтобы та занялась Норель. Когда он придет? Завтра? Послезавтра? Я должна быть на высоте. Мне надо сходить в салон красоты!

— Мам, — отсмеявшись, протянула Магдалена. — Я согласую с ним время, наверное, завтра утром, не раньше. Думаю, после обеда заедем.

— Вместе? — разочарованно протянула писательница.

— Да, есть вопрос, в котором только ты способна нам помочь. А когда все закончится, сможешь описать эмоции и впечатления в книге. Идет?

— Хорошо. Напиши мне, деточка, за два часа. Я должна подготовиться.

— Спасибо.

Женщина отключилась, а Магдалена подошла к кастрюльке с остатками глинтвейна, включила плиту, подождала, пока напиток снова нагреется, и наполнила бокал. Села на диван. Обхватила гладкое стекло ладошками и принялась пить мелкими-мелкими глотками, думая о своем. О том, что мать нормально с ней разговаривает только тогда, когда рядом появляется видный мужик. Она была сама нежность, когда Тейн вышла замуж за Туттона. И превратилась в мегеру, когда Ник принес бумагу о расторжении брака. Как будто мужчина определяет качество женщины и сам факт того, что она имеет право на существование.

Стало грустно. Магдалена проверила сообщения — ничего. Допила глинтвейн и, как была, в штанах и рубашке, упала на диван и закрыла глаза. В теле разливалось напряжение, которое невозможно было ничем снять. Чудовищным усилием воли она переключилась на мысли о расследовании. Полицейский не может быть счастлив. Если ты хороший полицейский — а она все-таки хотела стать хорошим полицейским, ты должен, обязан думать о текущем деле. Даже в душе.

Она открыла глаза.

Душ. Это то, что ее спасет.

Спутник-7, Управление полиции