Яга Абыда

Подошла к печи, подержала Ярину за запястье, прислушиваясь к защитке, сплетённой из паучьей травы. Не зря ходила в Хтонь: хорошая паутинка вышла, держится, ничего не подпускает снаружи. Но беда-то изнутри идёт, такую травой не перекроешь. Что-то больное, липкое, мешает, жжёт… Постоянно хворает девчонка. Абыда и прошлое Яринкино глядела, и память её трижды запирала накрепко, чтобы ни сна, ни словечка не просочилось из прежней её жизни. А всё же мешало что-то, и с каждым днём – всё сильней. И чем дальше, чем слабей становилась ученица, хоть и старалась изо всех сил, и над записями своими сидела до самой ночи, и с Коркой подружилась, и травы растила во дворе, и чары накладывала без изъяна.

– Ладно, – сама себе сказала Яга. Вдохнула, выдохнула, резко проговорила: – Без каменного огня не вытянуть. Надо раздобыть.

Но как раздобыть? Самой в Хтонь уйти, а Ярину дома оставить? Ни за что, хватило и в прошлый раз страху. Значит, придётся с собой взять. Но слаба, слаба ведь, как былинка. Все средства, что Лес мог дать, Яга испробовала. Одно осталось – верное, мощное, но рано, рано… И сама ещё не уверена в ученице, да и Ярина пока поди не потянет. Но что толку думать-гадать, если выбора нет? Придётся первое кольцо замкнуть.

– Ярина, вставай, – позвала Абыда рассветом, задвигая в печь котелок. – Трудный сегодня день будет.

Ученица высунулась из-под одеял, повела худыми плечами. Взялась за гребень, шустро расчесалась и тут же начала перебирать пальцами, заплетая косу. Яга давно приметила: дай ей волю – девчонка часы напролёт расчёсываться будет. Не прихорашиваться – зеркал простых в избе не водилось, – а водить гребнем по пшеничным волнам: сначала мелким гребешком, затем покрупней. Иногда Ярина вплетала в косы цветы; порой выходило красиво, а порой уродливо – совсем как Нюлэсмуртовы29 мавки на новую луну обряжались.

Абыда присматривалась, да не спрашивала; глядела, что за цветочки собирает ученица, следила искоса, какие заплетает к вискам, какие по низу косы, какие – на макушку. Поделилась однажды с Кощеем – тот явился за снадобьем для прихворнувшей Пужмер-мумы30:

– Не как попало берёт цветы-то Яринка. Не лукр-лакр31. Всё с умом: к вискам бессмертник в защиту, на маковку барвинку-утешение, на косу любисток, калину – терпение, холодок, долгое лето. Откуда поняла, где чего нахваталась?

– Так, поди, в книге твоей вычитала? Листок вырванный нашла? – усмехнулся Кощей. Абыда хлопнула его по костлявой кисти:

– Ещё чего. До книги ей в одиночку не дотянуться. Даже если б пальцем тронула без моего ведома, я бы почуяла. Нет, не в книге дело. Сама, видать, догадалась. Слабенькая, а голова-то на плечах. А может, в прошлом её дело, в болотном огоньке…

…Сидя на печке, сосредоточенно сопя, Ярина быстро собирала косу, вплетала в пряди одну травку за другой.

– Чего молчишь? – спросила Абыда как бы между прочим. – Хоть бы доброе утро сказала.

– Доброе, – смутно улыбнулась Ярина.

– Да что с тобой? Сон не отпускает?

– Не отпускает…

– Что видала-то?

– Сама не пойму, – вздохнула ученица, набрасывая поверх ночной сорочки платок. – Избы какие-то… Огромные, ни звёзд, ни леса не видно. И людей полно – вроде как я, как ты, а вроде другие совсем.

– Забудь, – махнула рукой Абыда. – Куда ночь, туда и сон. Иди умывайся, глазастая.

Вытряхивала вышитое полотенце над корытом, глядела, как Ярина плескает водой в лицо, а у самой руки дрожали. Неужели напрасно, неужели опять напрасно из Леса жилы тянула, память Яринину запирала? Неужели приходит таки, сочится по капельке – не в яви, так во сне?

– Ладно. Ладно.

– Что ладно?

– А ничего, глазастая. Так, мысли-мыслишки.

Ярина улыбнулась бодрее, а Яга добавила про себя: сходим в Хтонь – всё на свои места встанет. Девчонка после такого о прошлом и думать забудет. «Каменные огоньки в киселе растолку, выпьет – все хвори отойдут, дух окрепнет. Будет Яга всем Ягам на зависть, Лесу на помощь и на диво».

Выпив мяты, Ярина привычно направилась к своему сундучку за вышивкой, но Абыда покачала головой:

– Сегодня другие у нас дела с тобой. Да и гость на пороге. Открой-ка.

Ярина, поднатужившись, потянула на себя тяжёлую, скрипучую дверь. На пороге из тумана вырос Бессмертный. Подбой плаща, на который налиплая хвоя и мелкие красные лепестки, звякнул о половицы. Рассыпая дождевые капли, Кощей кивнул Абыде, присел, скрипнув коленями, перед Яриной.

– Хорошо, что успел. Я тебе, Ярочка, подарок принёс. Погляди.

Протянул Ярине крохотную коробку, а сам вскинул голову на Ягу. То ли разрешения спрашивал, то ли извинялся: никогда по нему не поймёшь. Глаза – то ли дело; глаза всю правду говорят, как ни скрывай, их только чёрная ночь потушить может. А глазницы Кощеевы… Кто его знает, что он там себе думает. Прочуял, вон, что опять в Хтонь собралась, да ещё не одна.

Абыда вздохнула и кивнула: дари, мол, раз принёс.

Ясно-понятно, что прощаться пришёл. Боится, как бы навсегда не ушли. Как бы навсегда не ушла Ярина, как с Марийкой было, с Яной, с Иляной…