Яга Абыда

Спросить спросила, а сама прежде ответа поняла: кто-то крепко напугал Ярину в прошлой жизни, так крепко, что имя ушло, а страх остался. Ничего. Память у человека – гибкая, слабая, как осенняя ящерка. Побродит Ярина по лесным тропам, искупается в озере под дождём, с воршудами11 познакомится – всё забудет.

– А это кто тогда? – настороженно спросила она, смаргивая слёзы; ухват так и не выпустила.

– Это Утро моё Ясное, – ответила Абыда. – Он тут, у избы, скачет, чтобы нам светлей было. Скоро уж День Красный побежит, а ты зарёванная, неумытая. Так и всю жизнь просидишь-проболтаешь.

– Кто он? – настойчиво повторила Ярина. – Утро Ясное?

– Утро – мирный молодец, справный, весь Лес будит. День – верный, ровный, греет всё кругом. А Ночи на глаза не попадайся до поры до времени. Он по двору не скачет – там, за оградой тихонечко пролетает. Вчера проехал – ты и не заметила. Ну? Не боишься больше?

– Боюсь. Больно бьёт, – вздохнула Ярина. – Вот если б ты рассказала, что за чёрточки на одеяле… Как они ночью горели! Я бы себе такие же сделала. Чтобы, если кто подойдёт…

Абыда глянула на покрывало, провела пальцем по узловатому вышитому знаку.

– Никто тебя тут не обидит, если меня будешь слушать. Я тут главная. Я, Яга Абыда.

Ярина кивнула, хоть и не поняла ничего – это Яга легко по лицу прочла. Настойчиво повторила:

– А про чёрточки расскажи.

– Расскажу, глазастая.

– Сейчас?

– Да погоди немного, дай хоть чаю попить. Или ты и есть не хочешь? Сушки у меня заварные, вчера поставила. Хлеб с орехами. Неужто не попробуешь даже?

Ярина глянула за спину Абыды и охнула: чёрный стол накрыла красная скатерть, выстроились крутобокие чашки, на полотенце засветился свежий, хрустящий каравай.

– Нигде больше такой не испечь, только тут, на перекрёстке, – сказала Абыда. Подвинула лавку, велела: – Садись. Поешь. А там, может, и расскажу тебе про чёрточки.

Ярина принялась за хлеб – ни крошки не уронила, ни слова не проронила. Молчаливая. Угрюмая? Сердитая? Испуганная? Кто её пока разберёт. А всё же обидно будет, если нить не подхватит, если окажется, что всего лишь девчонка это, всего лишь случайность, что в день смерти Марийки явилась Ярина в лес.

Глава 2. Нитка

Открыла глаза – перед самым лицом мутные цветные стёкла. Подняла руку – на ладонь прыгнуло изумрудное пятно, за ним рябиновое, за ним солнечное. А затем – всё стихло.

Ярина приникла лицом к слюдяному окошку. Зацепилась волосами за деревянные узоры по краю, мотнула головой, дёрнулась и, оставив клок на осиновой волчьей гриве, вгляделась в то, что творилось во дворе.

Клубилось небо. Ни следа не осталось от вчерашнего пасмурного жемчуга: тучи ворочались зелёные, грузные, с болотными оторочками. К ограде, заперев горизонт, схороводились ёлки. Ниже ёлок жались светлые берёзы – кроны их отдавали свежей, дымной зеленью.

И много-много домов было рассыпано по опушке, мелких избушек, будто игрушечных. От каждой тянулась белая нить: от конька, от крыльца, из окон. Нити уходили вверх, дрожали, натягивались туже, туже… И кончались на пальцах Абыды – узких, увенчанных белыми ногтями. Яга занимала половину двора, поднималась выше молодых берёз, выше елей. Пышные рукава запросто бы вместили по четыре лебедя, а на шее висел деревянный оберег с половину печи.

Заскрипели половицы; Ярина оглянулась, но в избе было мрачно и пусто. Домовой, вспомнила она и вздрогнула. Посыпались монеты. Ярина вскочила с лавки и, озираясь, шмыгнула к дверям. Щеколда со свистом потянулась, осыпая ржавые хлопья. Закрылась. Всхлипнула створка.

Ярина прижалась к стене, чувствуя, как от брёвен расходится влажный холод. В ноздри забился запах мха, земли. Сладковатой плесени, опилок…

Мусорные баки так пахли, когда они прятались там с тем мальчиком. Он тоже хотел убежать. Он не мог бежать, задыхался, толкал её в спину: не жди меня, беги, беги давай, глупая!

Теперь бежать было некуда. За окном тянула белые нити огромная Абыда. Дверь затихла – дубовая, крепкая, не пробьёшься. Не сбежать.

Со двора донёсся тягучий звук. По полу поползла тень. Ярина оцепенело ждала, когда тёмное пятно доберётся до неё. Тьма коснулась ноги – ничего не случилось. Коснулась другой – опять ничего. А потом тихий холод полез по телу, поднялся до колен, до пояса, помедлил и потёк выше, выше, к груди, к горлу.