И когда верная сука вместо того, чтобы напасть на Рьяна, кинулась к Добронраве и сомкнула челюсти на ее голени, Рьян окончательно все понял. Дом у Добронравы был хороший, богатый. Его она любила всей душой. А вот мужа терпеть не могла! Оттого и закрутила шашни с первым встречным. Да нет, не с первым встречным. С тем, кто был так же вспыльчив, как ее муж, с тем, кто вполне мог превратить ее в безутешную, но очень богатую вдову. И костыль выскользнул из ладони.
– Ах ты лживая гадина! – в сердцах рявкнул Рьян.
Добронрава упала, закрылась руками от нависшего над нею страшного оскала, слюна капала с зубов псицы ей на чело, мощные лапы упирались в грудь, не пуская встать.
– Инвар! Инва-а-ар! Отзови свою суку!
Заслышав плач жены, Инвар сразу успокоился, Рьяну и держать его не пришлось.
– Верная! Верная, ко мне!
Сука неохотно подчинилась и вопросительно заскулила. Рьян почти дружески пихнул рогоносца в бок и спросил:
– Ну что, мужик, понял ли, что случилось?
Инвар растерянно погладил любимицу по ушам. Нет, он решительно ничего не понимал.
– Тебя жена в Тень отправить хотела! С моей помощью! И я, дурень, чуть не повелся!
«И повелся бы, – добавил он мысленно, – случись драка седмицей-другой раньше».
– Добронравушка?
Брови любушки искривились жалостливо, подбородок задрожал: ни дать ни взять невинную девку в разврате обвинили!
– Но-но, – одернул ее северянин. – Ты сопли-то подбери.
Еще мгновение казалось, что она вот-вот разрыдается, но Инвар, как это всегда случалось, не кинулся ее утешать, и представление пришлось прекратить.
– Да чтоб вы оба подохли! – крикнула Добронрава, впервые за долгое время искренне. – Что один слюнтяй, что другой! Наказали же меня боги муженьком! Инвар, что расселся?! Живо в дом!
Мужик будто бы собрался послушаться. Закряхтел, приподнялся. Верная псица осторожно прикусила его за плечо, пытаясь остановить, но Рьяну то удалось лучше.
– Погоди, мужик. Ты головушкой-то подумай.
Он положил ладонь на второе плечо Инвара. Тот глянул направо, на Верную, налево, на северянина…
– Это… как же? – пролепетал он.
– А вот так. Она надеялась, что мы друг друга прибьем.
– Ничего подобного! – возмутилась Добронрава. – Я надеялась, что ты муженька моего порешишь, а тебя потом Посадник приговорит.
– Сказала, что ты ее колотишь почем зря.
Инвар едва не задохнулся:
– Кто?! Я?!
– Ты, ты. Что в могилу свести обещался.
– Добронравушка, любая моя, да как же?!
– А ты больше этого враля слушай! Пошли в дом! А ты, рыжий, проваливай! Чтобы духу твоего… – Добронрава осеклась, видя, что муж не спешит выполнять приказ. Тогда любушка засюсюкала: – Ну что же ты, сердце мое? Кому веришь, пришлому человеку или своей зазнобушке? Врет он все! Захотел тебя убить, а меня себе силой взять!
– Да нам такого счастья и даром не надо… – пробормотал Рьян.
– Инварушка!
– Погоди, жена.
Инвар уставился перед собой, стараясь не смотреть на супружницу. Сколько раз уже он верил в безумные россказни, когда она надувала пухлые губки и гладила пышную косу! Сколько раз прощал, как, например, тогда, когда она закрутила с северянином. Не ее ведь поколотил, хотя никто не осудил бы. Собрал друзей и рыжего бить отправился, а жену… жену через день извинил. Еще и новый платок ей купил, чтоб на сторону не смотрела.
– Погоди, – решил он.
– Чего годить-то? Гони рыжего в шею и…
– Ну-ка цыц! – Инвар ажно голову в плечи вжал – сам обалдел от своего же твердого голоса. – Иди-ка ты в дом.
– Инварушка, любый!
– В дом иди! Без тебя разберемся!
Добронрава очень убедительно всхлипнула, но муж не пошевелился. Только Верная басисто зарычала. Когда за женщиной захлопнулась дверь, Инвар подтянул колени к подбородку, обнял ноги и запла кал. Северянин опешил. Он и женских-то слез не выносил, а что делать, если в плач пустился мужик, и представить не мог.
– Эй, му… Инвар! Ну ты чего, в самом деле?
– Отстань! Убирайся восвояси! Не трону. И Борову не доложу про драку. Уходи.
Пусть бы сами разбирались. Милые бранятся – только тешатся, небось уладят все! Но Рьян почему-то не ушел.
– Ты это… Давай сырость-то не разводи. Не баба.
Инвар поднял лицо. На коленях остались мокрые следы.
– А что мне делать-то? Думаешь, ты первый у нее? Думаешь, я не знаю?
И бросился северянину на грудь. Что-то бормотал невнятно, всхлипывал, жаловался. Верная легла рядом, уткнувшись носом в бедро хозяину, щенки подбежали за молоком. И куда этот дурень смотрит? Любят же его. Эта вот псица и любит. Куда сильнее жены. А он…
– Гони ты ее, – посоветовал Рьян, успокаивающе похлопывая мужика по спине. – Вот нужна тебе эта дура лживая?
– Так люблюу-у-у-у! – Инвар взвыл пуще прежнего.
Любит, вишь ты! Рьян подумал, что покойная сестра, верно, так же его любила. И прогнать надо, и отпустить сил нет. Подумал и, кажется, впервые после своего проклятья ее пожалел. Быть может, ей тоже непросто далась эта погибельная страсть.
У Рьяна и без странных супругов дел хватало. Он беспокоился за Йагу, был голоден, не привык лезть не в свое дело и уж подавно кому-то помогать. Он тяжело вздохнул и встал, опираясь на костыль. Сделал два шага и обернулся: