Йага. Колдовская невеста

Вроде и простые слова, а стали заговором. Дед заухал, как перепуганная сова, уменьшился ростом. Глядь – и нет деда, только лапник шуршит.

Ведьма запустила загорелые пальцы в рыжий мех.

– Ну что ж ты?! Как можно?! – пеняла она, заботливо вычищая каждую рану. – Не убил бы меня дед! Отлупил бы, и дело с концом!

Говорила, а сама не верила. Никогда прежде лес не обращался супротив любимой дочери. Никогда прежде она в лесу не боялась.

Медведь не отвечал и знай подставлялся лекарке то одним, то другим боком. И так, пока она не заговорила каждую мало-мальски заметную царапину. Вот только обращаться снова в молодца проклятый наотрез отказался. Так и эдак ведьма уговаривала его прыгнуть через нож, бранилась, грозилась вновь расплакаться – ни в какую! Рьян сказал бы, что медведем вернее защитит девку, медведь же и вовсе объяснять не собирался. Делать нечего, пришлось оставить нож на поляне (лишь бы не выдернул кто!) и идти так. Благо по запаху зверь быстро сыскал путь.

Во дворе тоже было неладно. Укоризненно пялились пустые глазницы черепов, а когда Йага отворачивалась, нехорошо вспыхивали желтым огнем. Не курился из трубы дымок, не сидела на пороге, ожидая беспутную дочь, матушка. Йага встала перед избой, для смелости положив ладонь на медвежий загривок.

– Избушка, сделай милость! Поворотись к лесу задом, а ко мне передом!

Изба не шелохнулась.

– Избушка! Поворотись!

Стоит избушка, стоит как вкопанная! И мох-то на крыше прежний, и потемневшие от времени ставни, и важная жаба под крыльцом. А не пускает!

Йага закусила губу и низко поклонилась:

– Не серчай, родная! Прости неразумную, что обидела! Впусти!

Не то и впрямь изба пошевелилась, не то просто срок пришел – свалился со стрехи ком грязи. Да и все.

– Матушка!

Нет ответа. Уж кому, как не лесной ведьме, знать, что проку в том не будет, но все ж она обежала дом по кругу. Ни с одной стороны входа не было. Медведь заревел, точно хвост ему прищемили, и заскребся в стену. Глубоко входили когти, но лаз процарапать не могли. И кто б знал, что это и поможет! Ставни с грохотом отворились, из окна высунулась лохматая Зорка с метелкой, замахнулась на вредителя:

– Ты мне попорть избу, попорть! Я с табя шкуру-то спущу и коврик сделаю!

Медведь, не иначе как из вредности, прочертил еще борозду по дереву. Пришлось старухе разворачивать избушку да выбегать в дверь.

– Пшел, пшел, негодник! Ну я табе!

– Все нас гонят, никто не приветил, – вздохнула Йага. – Может, хоть ты, матушка, на порог пустишь?

– Ты поглянь! Матушку вспомнила! Неужто нужна старуха стала? Что, хвостом довертелась, пришла помощи просить?

Йага скрестила руки на груди.

– А ты меня во дворе не допрашивай. Пригласи в дом, там и пытай.

– Уж я табя попытаю! – пообещала старуха, но посторонилась. Проходи, мол. – А этот пущай снаружи ждет! Еще вся изба провоняет…

Медведь будто понял человеческую речь, заворчал и почесался об угол, оставив клок шерсти – пометил. Девка же тайком перевела дух и взбежала по ступеням.

Внутри все осталось по-прежнему. Мисы с травами на столе, котелок в печи, сушняк на стенах. Даже вещи, что Йага вынула из сундука, но забирать не стала, так и лежали на скамье. Словно бы и не уходила. Зорка опустилась с ними рядом и положила поверх морщинистую руку. Йага же помедлила не сколько ударов сердца: то ли к столу, то ли остаться стоять? И, наконец, бросилась на колени перед матерью, прижалась теменем к ее ногам. Старуха резко выдохнула через нос, но пригладила дочери волосы.

– Ну? С чем пожаловала? – сварливо потребовала она. – Выгнали али кто обидел и сама ушла? Или рыжий этот твой сбежать попытался, а ты его в медведя?

Йага вскинула на нее круглые глаза.

– Так-то, матушка, ты обо мне думаешь? Что вернулась бы, только если Лихо на шею село?

Старуха поджала губы, и черточки морщин расцвели вокруг рта.

– А коли беды не случилось, так чаго заявилась? Разве я подружка табе или мать, чтобы лясы точить?

К щекам прилил жар. Выбежать бы прочь, хлопнуть дверью! Ведьма стиснула зубы:

– Я к тебе с добром. Серчай, злись, вздуть можешь. Но не гони.

Старая ведьма гордо задрала подбородок:

– Не я табя прогнала. Ты сама от леса отвернулась.

– Так и что же, надо было здесь остаться? С тобой? Чтоб век коротать так же – изгоем, без детей и семьи?!

Крикнула – и осеклась. Мириться же пришла, а сделала хуже, чем до того. Зорка шевельнула сухими губами:

– Была у меня семья. Дочка. Да решила, что я не родня ей боле. Ту, что родила да бросила, выше меня поставила.

– Ты зато от нее не отвернулась…

Йага обняла колени матери, набрала побольше воздуха, пока в груди не заболело, и выпалила:

– Прости, матушка! На целый свет я разобиделась, а должна была богов благодарить за тебя! Ведаю, что для меня ты Посадникову грамоту выторговала. Бранилась, не желала из чащи выпускать, а все одно готовилась.

– Да провались она, та грамота, вместе с молодцем, что ее притащил! – И плюнула на пол, чего за Зоркой уже полвека не водилось.

Отчего-то Йага снова покраснела и спрятала горящие щеки в складках материной юбки.