Заиндевевшие ростки легли на грудь покойнице. Навряд приживутся, но традицию надобно блюсти – телу следует прорасти семенами, знаменуя круговорот жизни. Затем приладили крышу и, наконец, подняли короб на куры. Чтобы в последний раз благословить, жрец попытался доковылять к нему сам, но покачнулся, едва не упав. Тогда сыновья переглянулись и поднесли его на руках. Старик тянулся сухими пальцами к черному днищу и что-то шептал, но что, не слышали ни Рьян с Йагой, остановившиеся поодаль, ни сыновья, ожидающие рядышком.
Когда толпа черноборцев схлынула, чтобы принести требу богам, ведьма не присоединилась к ним. Она приблизилась к ложу покойной, обняла один из брусов, что его держали, и горько заплакала.
Глава 21
Отдарок
С похорон Светлы солнышко не выглядывало, зато снег валил день ото дня больше. Торгаши не успевали убирать его от лавок и ежечасно ссорились, ежели сосед случайно али намеренно кидал лопату-другую под дверь. Вот и нынче насвистывала лихую песнь метель, грозя превратиться в настоящую бурю.
Оно хорошо бы просидеть такой день у печи за вязанием, послушать, какие враки сказывает Рьян о северных землях… Но лекарка, замотавшись в шерстяной платок, скакала по сугробам. Странное дело, но каким-то чудом проведав, что именно Йага врачевала покойную дочь жреца и что та поначалу шла на поправку, черноборцы стали еще чаще навещать ведьму.
– Светлушка давно в Тень собиралась вослед за сестрицей, – по секрету донесла ей Малка. – Никто и не ждал, что до холодов доживет.
Так-то. Вот и разносила лесовка колдовские снадобья по больным. Рьян всякий раз ругал ее, но не перечил – бесполезно. Сегодня Рад запряг северянина за работу, так что отяжелевшее лукошко со снадобьями она волокла сама. Не обронить бы, не рассыпать… А то не видать из-за пурги ничегошеньки, к тому ж эти клятые сугробы!
Потому, когда путь ведьме кто-то преградил, она всего больше испугалась, что перевернется лукошко, и потом только вгляделась в препону. Препона была жирная, почти круглая от надетых друг на дружку одеж. Но плохо заживающие синяки недруга выдали. Йага зарычала, а из кончиков пальцев, прорезая рукавички, выступили когти. Боров поднял руки в мирном жесте.
– Ну-ну, ведьма, я к тебе с добром!
– Твое добро обыкновенно заканчивается плохо, – отрезала Йага.
В паре локтей с руганью прочищал вход к своей лавке торговец, которому Рад поставлял кожи. Мужик он был крепкий, немногим меньше Борова, да только состоял больше из мышц, а не из сала. Вот к нему-то ведьма и завернет! После того как благодаря ей вылечил живот, торговец нередко зазывал лекарку в гости и дарил мелочи вроде резного наперстка.
– Дядька Вал! Дядька Вал!
Узнав, торговец замахал в ответ, мол, заходи. Боров же попытался перехватить девку, но та так на него зыркнула, что передумал и отступил на два шага для безопасности.
– Ну что ты? Кто старое помянет, тому глаз вон! Разве я тебя обидеть хотел? Так, раззадорился малость… Не держи зла. Я тебе весточку зато принес.
– Обойдусь.
– Даже если она о твоем северянине? Ну как хочешь. Бывай.
Боров тяжело, переваливаясь с боку на бок, зашагал к ожидающему его поодаль холопу, но де лал это неспешно, чтобы ведьма успела передумать. Йага прикинула, далеко ли Вал, пошевелила когтями в рукавичке и, мысленно себя выругав, крикнула:
– Ну что там? Враки какие?
Снежная завеса густела, но довольную ухмылку Борова лесовка разглядела. Ой, нехорошая была ухмылка! С такими добрые вести не приносят…
– Оно, может, и враки, да из первых рук. Ты много ли знаешь про своего милого?
– Достаточно.
Ведьма поставила наземь тяжелое лукошко.
– И что же, он обмолвился, как с Севера в наши края попал?
– Не твоего ума дело, но да, рассказал.
– И что его родный отец отдал, чтоб немирье прекратить?
– Сказала же: я про Рьяна знаю достаточно.
Боров задумчиво пощипал редкую бородку.
– А-а-а… Тогда, верно, зря я. Тебе ж и без меня известно, к кому в семью конунг отправил откуп.
Йага не ответила ни да, ни нет. О том, кто стал ему названым отцом, Рьян не упоминал. Но ясно, что не конюх и не пахарь. Поэтому, когда Боров с наслаждением закончил, она и бровью не повела.
– А наш Посадник, побратим мне, если ты не знала, отцом хорошим был. Баловал парня, воспитывал, как своего.
Посадник, значит. Что ж, правда, не конюх.
– И ведаешь ли, как малец отплатил за гостеприимство?
Метель тоскливо заплакала. Вал выругался и воткнул лопату в сугроб: без толку чистить проход, сегодня торга не жди. У Йаги испуганно трепыхнулось сердечко.
– У Мала была дочь.
Когда Боров приблизился к ней, чтобы речи не услышал кто лишний, ведьма не шарахнулась. Она застыла, словно глядела на летящую с полки плошку: вот она целая, а через миг рассыплется на осколки.
– Ее убил северянин.
Осколки, звеня, заскакали по полу.
– Так к чему я. Ты, ведьма, не совсем дура, надеюсь. Надобно мужика твоего сдать Посаднику. Я подмогну, не последний человек. Его сдадим, а тебе милость выпросим. Всяко убийцу дочери мой побратим ненавидит сильнее, чем колдовство.
Уговоры Борова не достигали сознания. Йага только и смогла пролепетать: