Йага. Колдовская невеста

– Не злая, – согласилась Йага. – Справедливая.

Гончие почуяли добычу прежде, чем Боров осознал случившееся. Псы, которых он сам обучал бросаться на зверя, накинулись на хозяина. Добыча!

Возле самой избы Мал Военежич боролся с лесным дедом. И унизительной была та борьба! Посадник орудовал мечом, словно тот был продолжением его тела, но как победишь существо, сотканное из всего сущего в лесу? Стоило разрубить один ствол, как дед сплетался из ветвей другого и тянул множество рук к воину.

Йага прошла мимо. Там, за калиткой, укрытый кровавым плащом, лежал проклятый. Подле медвежьей туши лежало три молодца – дорого Рьян продавал каждую каплю руды. Но и сам не уцелел. Из правого бока торчало копье, задняя лапа держалась на одной лишь шкуре, разорвано ухо. И тяжело, с бульканьем вздымалась грудь. Вздымалась!

Йага села подле него, прижала к животу оскаленную пасть.

– Рьян! Ты только не умирай, пожалуйста!

Но не случалось еще такого на белом свете, чтобы Хозяйка Тени выпустила кого-то из объятий. Не просто так.

– Я его не отдам! – сказала колдовка неведомо кому. – Не отдам, слышишь?!

На четвереньках поползла шарить по земле, ощупывать мягкую поросль. Наконец отыскала! Колдовской нож придавило тушей задранного мерина. Ведьма едва вытащила его. Тусклый, покрывшийся ржой, словно пролежал там не меньше года. Но ведьму личиной не обманешь, она-то чуяла магию Безлюдья, что таилась в железе. Но не поднять молодца! Не заставить перепрыгнуть через нож в последний раз, чтобы заживить раны!

Тогда Йага полоснула себя по загорелой коже. Хотела по груди, но будто кто-то под руку толкнул, и вышло, что вспорола бедро.

– Возьми меня в уплату, Хозяйка Тени! Отец, помоги!

Колдовская кровь хлынула на траву. Ведьма собирала ее пригоршнями и вливала в открытые раны медведя – живая вода. Снова и снова резала она плоть, до самой кости добралась, в мясо искусав губы. Умоляла:

– Не бросай меня! Хоть ты не бросай!

И сжалилась Хозяйка Тени. А может, испугалась? Бурая шерсть слезла клочьями, и с нею вместе исчезли раны. Рьян глядел на лесовку широко открытыми синими глазами. Что тут скажешь? Ухватил за разорванный ворот платья и притянул к себе – поцеловать. И всего меньше колдовку беспокоило, что нога напрочь отнялась, словно и впрямь осталась в Тени. Лишь бы только Рьян не увидел, как закрывает она подолом изуродованное бедро. Но не окончен бой. Не повержен главный и самый страшный враг. Мал все так же стоял против лесного деда, и сдаться его не заставила бы никакая сила в мире.

Рьян с трудом сел и с еще большим трудом встал. А уж как удалось заставить измученное тело идти, того вовсе не понял.

– Дед! – Даже крик тяжело дался северянину, что уж о большем говорить. Немало крови он пролил, и своей не меньше, чем чужой. – Отпусти его, дед.

Лесовик недовольно заскрипел. Ему что? Ему драка с Посадником – забава! Пока землю не сковал лед, старика не повергнуть! Но Рьян приказал, а Йага с ним не поспорила, и дед отступил.

– Думаешь, поблагодарю тебя? – выплюнул Военежич.

– Думаю, что ты не отступишься. Не в этот раз, так в другой за нами явишься. Ты сам меня так учил.

– И ты урок усвоил. Не отступлю, как не отступил пред войском твоего отца.

Рьян наклонился и вынул меч из мертвых рук дружинника, закрывшего господина от ведьминских перьев. Крепко тот держал рукоять, не сразу освободишь. Воин!

– Ну так станем один против другого и закончим все сегодня.

Казалось, самой малости не хватило, чтобы Военежич улыбнулся. Но нет, не случилось.

– Закончим.

Зазвенела сталь о сталь! Оба полуживые, уставшие… И одинаково упрямые, как если бы Мал был отцом Рьяна, а не далекий конунг поверженного Севера. То не бой – танец! Кружились, прыгали, обрушивали клинки сверху, снизу и сбоку. И колдовства в этом танце было не меньше, чем в том, которым лесовка призывала Безлюдье.

Немногие хвастали тем, что смогли выстоять против Военежича. Рьян и сам многажды проигрывал Посаднику, когда тот вызывал его размяться на широком дворе терема. Но нынче Рьяну было кого защищать. Зато Малу было за кого мстить.

– Я любил Злотку! – крикнул северянин, со всей силы обрушивая удар сверху вниз. – Любил сестру!

– А я вас обоих любил, пока…

Тяжелый клинок перечеркнул родовые знаки на теле северянина.

– Я не хотел!

– Зато она хотела! – Каждое слово завершалось ударом, и звон сотрясал воздух, как тревожное било. – Хотела, просила принудить, умоляла приказать тебе! А я, старый дурак, не пожелал неволить того, кого воспитал как сына! Она погибла из-за тебя!

– Я даже не помню, как убил ее! Это проклятье!

Тяжела рука была у Мала, не легче взгляда. И когда он всего себя вложил в удар, второй клинок не выдержал и разломился надвое.

– Убил… Ты не убивал ее. Она убила себя из-за тебя! Воткнула нож себе в горло, а ты сбежал! Бросил нас обоих!

Рьян обмер. Неужто Злотка и правда по доброй воле отправилась в Тень? Неужто медведь не напал, а лишь сбежал, напугавшись?

– Но кто-то должен заплатить за ее смерть, – закончил Мал Военежич.