Ягайло - князь Литовский

Спустя час к стоявшим на площади Витовту, остерродскому комтуру и Энгельгардту фон Ротенштейну привели десятка три пленных литовцев. Угрюмые, хмурые лица по-разному смотрели на начальников объединенных сил: молодые литовцы с надеждой и мольбой, бывалые воины знали, что от немцев напрасно ждать милости, и глаза их горели огнем ненависти.

— Где Скиргайло? — спросил Витовт недавних защитников Трок.

— Наш князь сбежал, едва вы ворвались в город, — ответил молодой воин в первом ряду пленных.

— Хороший же у вас был воевода — ничего не скажешь, — презрительно усмехнулся потомок Кейстута.

— Что будем делать с пленными? — тихо подал голос Энгельгардт фон Ротенштейн. — Покончим с ними, как обычно?

Витовт вздрогнул от последних слов родственника великого магистра.

— Нет, Энгельгардт, отпустим их на все четыре стороны, — принял решение комтур Остерроды.

— Поступайте, как знаете, — махнул рукой Ротенштейн. — Только я не советую давать свободу врагам-язычникам. Посмотрите на их лица, перекошенные от злобы, бессилия и ненависти…

Но его никто не слушал.

— Идите по домам, вы свободны! — произнес Витовт.

Литовцы некоторое время продолжали стоять на месте, не веря в свою вновь обретенную свободу. Наконец до них дошел смысл слов Витовта, и пленники потянулись прочь с площади. У городских ворот их остановили крестоносцы, и литовцы подумали, что над ними опять жестоко пошутили.

— Пропустить! — крикнул по-немецки Куно фон Либштейн.

Покинув город, пленники продолжали опасливо озираться, вероятно ожидая, что вдогонку им, с минуты на минуту, помчатся тяжелые кони крестоносцев. Как ни странно, никто их не догонял.

Литовцы беспрепятственно достигли спасительного леса и только тогда перевели дыхание: в лесу им сам леший не страшен.

38. После штурма

Витовт и Куно фон Либштейн сидели за ужином и вели беседу относительно направления дальнейшего похода. Вдруг они услышали громкие крики, доносившиеся со стороны ближайших городских ворот.

— Пойдем, глянем, что они не поделили, — предложил комтур.

От увиденного у обоих военачальников волосы встали дыбом. На площадке перед воротами происходило настоящее побоище между немецкими рыцарями и воинами Витовта. Человек сорок с обеих сторон дрались не на жизнь, а на смерть, и число дерущихся с каждым мгновением увеличивалось. Даже четыре мазовецких шляхтича приняли деятельное участие в потасовке, причем трое из них приняли сторону литовцев, один же сражался за немцев. Безучастными наблюдателями оставались лишь западные гости Ордена.

— Назад! Назад! — закричали Витовт и Куно фон Либштейн.

Им принялись помогать комтуры, рыцари и литовские бояре. Бегущих к месту побоища удалось остановить, большего труда составило растащить уже вступивших в драку. Наконец и их развели в противоположные стороны. На месте побоища остались лежать лишь те, кому не суждено подняться. Среди них было семь немецких кнехтов и двенадцать литовцев, еще больше было израненных и покалеченных. Некоторые, обессилевшие и истекавшие кровью, лежали, корчась прямо на мостовой; другие стояли в стороне, зажимая ладонями кровоточащие раны.

— Начальников стражи Восточных ворот ко мне, — приказал остерродский комтур.

Для охраны важнейших мест города выделялось по два отряда: один из литовцев, другой немецкий. Соответственно к комтуру подошло два человека.

— Фридрих, расскажи, как началась свалка у твоих ворот, — обратился Либштейн к начальнику немецкой стражи.

— Наши стояли на посту. Подошло несколько пьяных литовцев, и один из них, ни с того ни с сего, обозвал нас свиньями. Брат Иоганн не выдержал и ударил наглеца в зубы. Тот отлетел в сторону, но быстро поднялся и вонзил нож в горло несчастного Иоганна. Братья бросились на литовца, так и началась эта бойня.

— Как же ты не остановил Иоганна, не предотвратил кровопролития? — спросил Куно фон Либштейн.

— Прости, комтур, но все произошло очень быстро, — оправдывался Фридрих. — Я и глазом моргнуть не успел, как брат Иоганн упал с ножом в горле.

— Хорошо. Иди на свой пост.

— Мингайло, расскажи, как все было, — обратился Витовт к своему начальнику стражи.

— Все произошло, князь, в мгновенье ока. Подошел литовец, сказал какое-то слово по-немецки, немец ударил его кулаком, литовец обратно ножом. Все, что было потом, отдаленно напоминало снежный ком, скатывающийся с горы.

— Иди к воротам, Мингайло, — приказал Витовт, когда стражник замолчал.

На площади остались только Витовт и остерродский комтур. Оба довольно продолжительное время после ухода стражников хранили молчание, размышляя над случившимся. Оба понимали: надо что-то предпринять, иначе придет конец их планам.

— Что будем делать, князь? — подал голос Либштейн.

— Не знаю, Куно, — пожал плечами Витовт. — Может, для начала, наказать участников побоища и начальников стражи.

— Не стоит, Витовт, — отрицательно покачал головой комтур. — Во-первых, зачинщики драки уже мертвы, и, следовательно, наказаны без нас. Во-вторых, наказание вызовет еще большее недовольство, как немцев, так и литовцев. Пойдем-ка лучше спать, князь, может утром что-нибудь разумное придет в голову.