Ягодка опять (СИ)

Пододвигает к себе сахарницу и начинает методично перекладывать сахар из нее себе в чашку. В какой-то момент просто убираю сахарницу со стола. Любка провожает ее рассеянным взглядом и начинает ворочать расплывшийся и ставший коричневым сахар у себя в кружке. Даже смотреть на это приторно. Отбираю и кружку. Переливаю часть состряпанного Любкой сиропа в другую чашку, подливаю заварки и кипятку и снова ставлю перед подругой.

— Пей.

— Не хочу.

— Пей, сказала! И уже просвети меня, наконец, из-за чего ты такая расписная-то?

— Из-за того, что жирная дура.

— Я?!!

Смотрит удивленно.

— Ты-то тут при чем? Я!

— Ты?!!

— Женька сказал, что я жи-и-ирная дура-а-а-а…

Уголки ее рта неудержимо ползут вниз, и она снова принимается реветь. Так. Теперь хоть что-то понятно.

— Ты что, бросила его?

— Не бросала я его. Он са-а-ам… Сказал, что я жирная. Сказал: посмотри на себя в зеркало, разве можно тебя любить? И хоте-е-еть…

Любка у меня и правда девушка не мелкая. Как раз при взгляде на таких как она начинаешь верить великому русскому поэту Некрасову: коня на скаку действительно остановит. При этом не сильно напрягшись. Но чтобы жирная?.. С такой-то талией? При таком-то бюсте и с такими изумительно очерченными бедрами?!! С такой-то танцующей походкой и стремительностью движений опытного дзюдоиста?..

— Он сейчас где? В больнице?

— Почему в больнице?

— А ты что ж ему за такое даже ни разу не вмазала?

Опять машет рукой.

— Убежал.

Невольно принимаюсь хохотать, представив себе этот неравный бой. А Любка в ответ — плакать еще горше.

— Любань, ну ты что это? А? Это не ты, а он жирный дурак!

— Он не жирный… — скулит Любка и наконец-то отхлебывает чаю.

Правда тут же морщится и отодвигает чашку от себя. Пойло по всей видимости и после моих манипуляций сладкое адски. Как ни жалко переводить добро, выплескиваю его в раковину и завариваю новую порцию. Сахарницу на всякий случай задвигаю куда подальше. Слежу за тем как Любка пьет. С хлюпаньем тянет в себя чай, отвлекаясь только на то, чтобы гулко высморкаться в бумажный платочек. Весь стол перед ней уже в этих скомканных комочках.

— И что теперь?

— Все.

— Ну и фиг с ним. Другого найдешь. Подумаешь горе-то?

Отвечает с убийственной убежденностью в голосе:

— Я жирная дура. Меня нельзя любить. Вот меня и не любят.

— И правда дура! Как не любят, если вешаются на тебя как на новогоднюю елку, еще локтями друг друга отпихивают?

— Сначала вешаются, а потом от… отвешиваются. Хоть бы один удержать захотел, повоевать за меня, добиться… Неа…

— Ну ты, мать, захотела! Позволь вернуть тебе твой же вопрос: тебе что осьмнадцать? Романтические глупости голову кружат? Еще, поди, сейчас о рыцаре на белом коне мне сейчас толковать станешь…

— А что? И стану. И попробуй скажи, что сама от такого отказалась бы.

Вздыхаю. Права. Кто бы стал отказываться? Вот только где ж его взять-то? Все больше вместо рыцарей что-то маловразумительное попадается. Вроде моего Саши, который в очередной раз пропал с горизонта так основательно, что словно бы действительно умер…

— Знаешь что, душа моя, пойдем-ка я тебя спать уложу. Утро вечера мудренее. Проснешься завтра, глядишь, все не таким скверным тебе покажется.

— Я жирная дура…

— А я мало того, что дура, мало того, что жирная, так к тому же еще и беременная неизвестно от кого. Нашла перед кем прибедняться!

Любка принимается пьяно хихикать. Это мне нравится значительно больше, чем давешние завывания. Вот ведь балда! Нашла из-за чего слезы лить. До этого своего Женьки таких мужиков бросала с великолепной легкостью! А тут ревет из-за какого-то дерьма, прости господи! Самовлюбленный хлыщ. При этом какой-то… пронырливый. Из таких как раз выходят отличные жополизы…

Еще какое-то время накачиваю подругу чаем, а потом стелю ей в своей комнате, на диванчике. Как-то неловко мне хозяйничать в чужом доме и укладывать подгулявшую из-за жизненных невзгод Любаньку в гостевой спальне…

Глава 8

Утром просыпаюсь поздно. И совершенно разбитая. Все-таки заполночные посиделки слишком тяжелы для моего бедного организма, которому и так на старости лет перепали никак не запланированные нагрузки. Удивляюсь, что проспала так долго. Почему, интересно, Ванька меня не разбудил? Спускаюсь вниз и сразу чую истинную причину происходящего. Дом весь наполнен потрясающими ароматами.

Как мышь за сырным духом иду на кухню. Ну точно. Когда у Любки стресс она всегда снимает его одинаково — наготавливает дикое количество самой разнообразной еды. А повариха она — от Бога. Надо признаться, что готовить-то я училась не у кого-нибудь, а у нее…

Ванька тут. Затаив дыхание смотрит на Любку, которая как факир мечет на стол все новые кулинарные шедевры. А на противоположном конце стола… Ну да Шурка Сенцов, шеф моего работодателя и наш с Любкой старинный знакомец, собственной персоной… Интересно, а они с Любкой друг друга узнали?

— Не стой с таким лицом, — командует моя решительная подруга. — Не видишь, тут еще есть и есть.

— Вижу. Тебе полегчало?

Улыбается смущенно, отбрасывая с лица огненную прядь.

— Да. И прости за вчерашнее. И за сегодняшнее тоже.