Передает мне трубку и подмигивает. Евгений Васильевич в телефоне некоторое время молчит и сопит. Потом:
— Ничего не понимаю. Это правда Сенцов или у меня галлюцинации?
— Правда.
— В такую ранищу?!!
— Мы… Мы завтракали. Втроем. То есть вчетвером. С Ванькой еще.
— У вас все в порядке?
— Да, у нас все в порядке.
— Тьфу ты господи!
После этой высокомудрой фразы в трубке раздаются короткие гудки. Видимо так мой шеф прощался… Обвожу взглядом холл. Маши нет. Оставила поле сражения не дожидаясь разгрома. Любка стоит сложив руки на своей роскошной груди и меряет Сенцова уничижительным взглядом.
— А вы, Александр Петрович, оказывается, врунишка.
— Это почему же?
— Зачем обманули Надькиного шефа по поводу моей персоны? Какая же я ваша?
— Ну, возможно, я несколько поторопил события, но в остальном…
— А в остальном, прекрасная маркиза, — перебивает его Любка злобно щурясь, — все хорошо, все хорошо!
А потом начинает надвигаться на Шурку, грудью тесня его к двери.
— Мне, Александр Петрович, сейчас не до шуток. У меня стресс и душевная травма.
— А я и не шучу, — лепечет Шурка, отступая.
— Вот и не шутите. Топайте в вашу машину и езжайте к жене и малюткам. А на роль своей любовницы другую дуру поищите. А то развелось вас, до сладкого охочих!
Любка распахивает створку. Изгоняемый за мнимые грехи Шурка делает один совсем небольшой шаг за порог двери и неожиданно, глухо вскрикнув, валится на ступеньки. Я замираю потрясенно, а вот моя подруга успевает все понять и более того начинает действовать. В действии такого рода вижу ее первый и, надеюсь, последний раз. Но сразу понимаю, что не зря ее, как профессионала, ценят так высоко.
Любанька отпихивает из дверного проема меня, а потом делает стремительный рывок вперед, подхватывает рухнувшего Сенцова на руки и буквально закидывает его внутрь, ухитрившись еще и одним мощным толчком ноги захлопнуть за собой дверь. И в ту же секунду я слышу, как в нее стучат…
— Твою мать! — орет Любка. — Отойдешь ты с линии огня, курица несчастная, или будешь дожидаться пока и тебя подстрелят?!!
Подстрелят? Перевожу взгляд на Сенцова, который неподвижно лежит на полу. От его головы по паркету начинает растекаться темно-красная, почти черная лужа.
— Ложись на пол к стеночке и, давай, звони охране, в полицию, черту с дьяволом, но чтобы кто-нибудь был здесь как можно быстрее. И скорая, блин, нужна. Совсем срочно нужна.
На этот раз Любка превосходит сама себя — такая она в этот момент убедительная. Слушаюсь безропотно и трясущимися руками принимаюсь искать телефон охраны нашего поселка. Как ни крути, они быстрее всех могут появиться возле нас. Шурка начинает шевелиться и даже пытается подняться. Однако мощная длань моей подруги не дает ему сделать это.
— Лежите. Еще успеете набегаться. По ментам и врачам, блин.
— Что?.. Что случилось?
— Огнестрел случился. Кто это вас так не любит, друг мой Шура, что палит в вас без разбору?
— Меня все любят. И взрослые и дети.
— Ну да, я забыла, вы же Дед Мороз…
Под эти шутки с прибаутками я дозваниваюсь до охранников. Они уже, что называется, в курсе. Выстрелы слышали и даже послали людей проверить что к чему. Прошу вызвать полицию и, главное, скорую. Заверяют, что все сделают.
Кладу трубку и вдруг мгновенно покрываюсь холодным потом. А где Ванька-то? С ним-то что? Все в порядке или?.. Вскакиваю, проигнорировав Любкин грозный окрик, и пригибаясь бегу по дому, оглашая его призывными криками. В ответ — тишина. Мне уже совсем плохо, когда я нахожу ребенка там, куда сама же его и отправила некоторое время назад — в его же комнате, у компьютера. На голове наушники — лупится в очередную компьютерную стрелялку. Похоже и не слышал ничего из того, что только что обрушилось на нас, в реальной жизни, безо всяких компьютерных ужасов… Слава богу, хоть успокаивать его не придется. Меня бы кто теперь успокоил…
Иду вниз. Здесь уже многолюдно. Суетятся горе-охранники нашего поселка, которые проворонили киллера на подведомственной территории. Рыдает, размазывая по лицу косметику Маша, рядом с ней нервно топчется Слава. Лишь подруга моя сохраняет великолепное спокойствие. Рядом с ней уже лежит автомобильная аптечка с бинтами, которую по всей видимости принес шофер Сенцова, и она споро и деловито бинтует раненому голову.
— Лежите смирно.
— Больно.
— Разве это больно? Это так, фигня. Везунчик вы, Шура.
— Я не Шура, я Саша.
— Ну Саша. Но все равно везучник. Или стрелок — мазила. Только черепушку вам поцарапало и клок волос с кожей выдрало. Зарастет как на собаке. И не вспомните, что было.
— А вы откуда знаете?
— От верблюда.
Не любит моя подруга Любка о своей профессии говорить с мужиками. Мало кто стоически эту информацию выдерживает. Слабонервных ей приходится бросать особенно быстро.
Прибывают менты, следом подкатывает скорая. Начинается суета и общая круговерть. Раненого грузят на носилки и уже норовят вынести из дома, но он громко протестует, заявляя, что должен сказать что-то важное. Любке.
— Ну что еще? Борода отклеилась или мешок с подарками потеряли?
Подхожу ближе.
— Люб, ну хватит его шпынять-то.