Ягодка опять (СИ)

— Прости. Я не хотела сильно. А что до того, чтобы тебя в наш заговор посвятить… Прости, но это моя вина. Он тебя сначала втягивать вообще не хотел, Надь. Но мы не знали, когда именно все может закрутиться, и вероятность того, что как раз ты можешь спровоцировать их на действия, была высока. Ему пришлось это принять. Потом он стал настаивать, что надо посвятить тебя в детали. И я ему запретила, Надь. Прости. Ты должна была на самом деле испугаться до чертиков, чтобы эти двое — и особенно Георгий Малютин — поверили в нашу с Александром Сергеевичем игру… Супруга-то его — так, ерунда, а он-то профессионал… Сам игрок, каких поискать…

— Все бы вам играть…

В ответ слышу уже изрядно надоевшее: «Так было надо, Надь».

— Ловля крупной рыбы на живца — дело непростое… И все, не приставай. Сказала же — мне велено молчать.

И ведь молчит! И Саша, в своем амплуа. Исчез. Растворился в мировом эфире. А может снова в Лондон уехал… Или в Вашингтон… Нефть продавать или пшеницу покупать… Или чем он там обычно занимается?..

* * *

В Москве неожиданно понимаю, что вплотную подступил Новый Год. Мне звонят мои старшие дети и спрашивают можно ли им встретить его вместе со мной. Я конечно «за». Тем более, что на этот раз Петька планирует привезти с собой жену и свою новорожденную дочь. Мою внучку. Даже не верится, что я стала бабушкой!

Вспоминаю свою собственную бабушку — седые волосы, стриженные под каре и неизменно зачесанные ото лба коричневой пластмассовой гребенкой, цветастое ситцевое платье, которое она обычно носила летом на даче, пальцы измененные артритом… Смотрюсь в зеркало. Как та бабушка не похожа на эту, которую вижу в зеркале перед собой. Та растила огурцы и полола морковку. Эта все о какой-то любви мечтает. Кретинка наивная!

Новогодний стол в нашем семействе по традиции всегда избыточно богат. Чтобы потом получились долгие, почти на все праздники «доедалки». Готовка, как обычно, доставляет мне удовольствие. И успокаивает. И примиряет с жизнью. Варю холодец. Режу салаты. Запекаю в духовке баранину с розмарином и черносливом. Мальчишки прибывают нарядные и немного торжественные. Впереди всех следует Петькина жена Маргарет с крохотной Линдой на руках. Начинается суета. Я причитаю над Линдой. Маргарет воркует с Данькой. Мальчишки сидят и смотрят на нас со снисходительным высокомерием мужчин, вынужденных сносить женскую глупость.

Садимся за стол, чтобы проводить старый год. Слава богу, он закончился. Таких, как этот, у меня не было, пожалуй, никогда. Столько всего — и хорошего, и плохого… Но по традиции вспоминаем по очереди только хорошее. Мальчишки говорят о своих достижениях и удачах. Слушаю их, и на душе так тепло… Я так ими горжусь. А они, как выясняется, мной.

— Ты, мамусечка, у нас железная леди. Маргарет Тетчер отдыхает. Из таких передряг выбралась — будь здоров. А какого нам братишку спроворила!

Митька уходит на лестничную клетку покурить, пока есть еще немного времени до того, как Кремлевские куранты начнут отсчитывать последние секунды уходящего года. Я же иду на кухню, чтобы согреть детское питание для своего сына и своей внучки. Чудно все-таки! Невольно смеюсь. А когда возвращаюсь с бутылочками в руках, обнаруживаю у себя в гостиной самого настоящего Деда Мороза.

Шарик-Бобик так и скачет у его ног, тяжеловесно топая своими лапищами по паркету. Что это с ним? Этот трус обычно посторонних людей облаивает, а этого так и норовит лизнуть… Мои старшие дети, включая Маргарет, разглядывают гостя со смесью веселого удивления и недоверия. На моем лице, наверняка, то же самое выражение. Это что еще такое?..

— Дедушка, а вы часом дверью не ошиблись? — это Витька как всегда первым решает расставить точки над «i».

Петька переглядывается с Митькой:

— Мить, ты его где вообще взял?

— На лестнице. Курил, а тут он.

— Странный какой-то… Дед Мороз, вы как, трезвый? Буянить и лицом в салат падать не будете?

— Не буду, — отвечает гость голосом Саши Тургенева.

И говорит он это, надо признать, очень сварливо. Не любит мой случайный любовник в дурацкие положения попадать. Злят они его. Ишь ты…

Мальчишки продолжают веселиться, а я, разом ослабев, опускаюсь на стул. Что Саше надо здесь в такое-то время?

— Надь… Я… Я никак не рассчитывал, что ты… не одна. В общем… — сбивается, нервно дергает себя за искусственную дедморозью бороду, а потом и вовсе стаскивает ее с себя вместе с париком и шапкой, заодно рукавом своего красного халата вытирая взмокший лоб. — В общем, прости, если помешал.

Мои мальчишки тут же замолкают, таращась на него во все глаза. Похоже не узнала его только Маргарет, которая вообще уже давно ничего не понимает — говорим-то по-русски! — и только переводит округлившиеся глаза с Петьки на Витьку, с Витьки на Митьку, а с них всех на меня.

— Ты не помешал. Я… Я рада, что ты наконец-то пришел…

— Я не мог раньше.

Пожимаю плечами, как и всегда. А потом отворачиваюсь, чтобы поставить на стол остывающие бутылочки. Хотела бы я знать, что все это значит? А значить ведь может все… Или ничего…