Ягоды бабьего лета

— Я тоже учился в школе и помню многие неписаные законы, — продолжил Владислав, окидывая взглядом класс. — Один из них, особо популярный среди мужского населения, гласит примерно так: «Сила есть — ума не надо» или, как удачно выразился Крылов: «У сильного всегда бессильный виноват». Не скрою — на собственной шкуре испытал действие этого закона, и сам, увы, применял его в отношении своих противников. Но ни разу — против девчонок. Потому что в моем кругу, в отличие от присутствующих здесь вьюношей, незыблем был еще один неписанный закон — с девчонками не драться и силу свою на них не испытывать. Мы это считали западло! Прошу прощения за сленг, но лучше не скажешь. И в конце хочу предупредить — у меня черный пояс по каратэ, так что, если кому приспичит, — могу устроить спарринг. А вы, девчонки, обращайтесь, если что… Надеюсь, мы еще увидимся.

Не успел Владислав подойти к двери, как раздался ехидный голос Додикова:

— А вы черный пояс за спарринги с семиклассниками получили?

Грозных загоготал безумным смехом, но, увидев лицо Владислава, примолк.

— С семиклассниками, которые беззащитным девчонкам руки выкручивают в укромных местах, я справлюсь и без каратэ, — едва сдерживая гнев, медленно проговорил Владислав. — Просто размажу сопли на морде и дам хорошего пинка под зад, причем на виду у тех же девчонок. Как вам такое зрелище?

Он в упор посмотрел на Додикова, который не выдержав его взгляда, покраснел и потупился. Улыбнувшись самой очаровательной улыбкой, на какую был способен, Владислав вышел из класса.

Спустя четыре дня после разговора с Аней Люба шла по школьному коридору с кипой тетрадей в руках и классным журналом под мышкой. Она уже повернула направо, к учительской, как заметила в конце коридора стоящую возле окна Лину Горелик. Девочка кивнула ей и как будто сделала движение навстречу, но в нерешительности остановилась. Люба подошла к ней сама.

— Здравствуй, Лина! Ты что-то хотела сказать или мне показалось?

— Да, то есть нет. В общем… — замялась Лина, но Люба терпеливо ждала. — Любовь Антоновна, можно мне сесть с Аней?

— Пожалуйста, но почему ты меня спрашиваешь, а не Татьяну Федоровну?

— Я думала… Мне казалось, что вы не позволите Ане со мной дружить.

Люба задумчиво смотрела на девочку. Лина всегда отличалась не по годам развитым интеллектом. А характер ее был спрятан за семью замками, хотя главную его черту — независимость — Люба заметила давно. Лина никогда не шла на поводу ни у кого, даже у своей подруги Яны Крольчевской. Девочки дружили с первого класса, так как жили в одном доме и даже ходили в один детский сад. Но трудно было найти более не похожих друг на друга подруг, чем Лина и Яна. Яна — капризная красавица, избалованная родителями и повышенным вниманием одноклассников, вся на виду со своим тщеславием, стремлением к лидерству и ярким впечатлениям, ждущая от жизни только праздников, не терпящая рядом с собой конкуренток. Она и училась на пятерки только потому, что не хотела ни в чем уступать своей подруге Лине, которой учеба давалась легко в силу природного ума и воспитания. Лину растили мама и бабушка. Мама, редактор на телевидении, была занята с утра до вечера, поэтому главной в семье была бабушка. Педагог на пенсии, она отдавала всю свою нерастраченную любовь долгожданной внучке, появившейся на свет, когда ее маме было далеко за тридцать. Добрая, но требовательная, Софья Захаровна Горелик привила внучке любовь к книге и независимость мышления, умение отстаивать свою точку зрения и быть выше суетных мещанских интересов. Люба хорошо знала Линину бабушку, преподававшую много лет назад русский язык и литературу в их школе. Позже, когда Софья Захаровна была уже на пенсии и появлялась в школе из-за внучки, Люба, встретив ее в коридоре, обязательно беседовала с ней об учениках, школьной жизни, современных проблемах педагогики. Ей нравился живой, острый, парадоксальный язык старой женщины, ее не совсем обычные взгляды на жизнь, полное отсутствие бабьей тяги к сплетням, жалобам и лицемерному сочувствию.

— Вот что, Лина. Пойдем в мой кабинет и поговорим, — предложила Люба.

Они вошли в пустующий класс и сели друг против друга.

— Ты поссорилась с Яной? — напрямик спросила Люба.

— Я с ней не ссорилась. Просто мы… Мы давно уже не подруги.

— Когда ты это поняла?

— Давно. Еще в пятом классе.

— Почему же ты не рассталась с ней раньше?

— Я жалела ее.

— Ты ее жалела?!

Люба не ожидала услышать такое от семиклассницы. Впрочем, от Лины можно услышать и не это.

— Можно я задам тебе не очень приятный вопрос? Ты не обидишься?

— Нет, ведь вы уже как бы извинились за него.

— Лина, мне показалось, что на моем уроке, помнишь, где читали басни по ролям, ты была на стороне Крольчевской. Это так?

Лина опустила голову. На ее смуглом лице проступил едва заметный румянец. Люба поняла, что попала в самую точку, причем очень болезненную.

— Да, это так, — тихо ответила Лина и виновато посмотрела на свою учительницу.