Ягоды. Сборник сказок

Я понял, что диалог с ним построить сложно, и пересел на свою кровать, обдумывая сегодняшний разговор у пруда. Где-то полчаса старик сидел на кровати почти неподвижно, только иногда повторяя ту самую фразу, что он не пойдет на кого-то смотреть. И вдруг он вскочил и, словно пуля, бросился к окну. Его глаза горели. Он смотрел в окно с каким-то необычным выражением лица, будто видел нечто необычное. Тут его лицо побледнело, потом искривился рот, он сел прямо на пол и начал дергать себя за оставшиеся на лысине островки седых волос.

– Я больше не пойду, – кричал он изо всех сил. – А-а-а-а… я больше не пойду.

Тут прибежали два санитара и, схватив старика, поволокли на его кровать.

– Вот чокнутый урод, давай шприц сюда.

– Я больше не пойду, – продолжал старик.

– Заткнись, – один из санитаров со всей силы ударил старика по лицу. Он ударил его так, что было видно, что тот теряет сознание. Игнат испуганно прижался к стенке, обхватив колени руками и прижимая к коленям голову.

– Что вы делаете? – закричал я и бросился на помощь старику.

– Еще один, зови Сашку, скручивай их, – услышал я.

– Ему больно, вы, гады, ему больно, – я попытался оторвать руки санитара от старика.

И тут все вокруг поплыло. Лишь помню странные звуки, будто откуда-то из труб. Казалось, у меня в голове все рассыпается под этот странный звук. Я теряю всякий контроль над реальностью и просто проваливаюсь…

– Самойленко, что произошло? Почему ты буйствовал вчера?

Я очнулся от ударов по щекам. Передо мной стояла наша врач, но я лежал не на своей кровати.

– Самойленко, я думала, раз ты кушать хорошо стал, то пошел на поправку. А теперь тебя приходится на дополнительный курс перевести. Будешь пока что в первой палате находиться.

Я не сразу понял, где я. А когда понял, то стало необычайно страшно. До этого мне снилась один раз первая палата, был даже не сон, а какой-то кошмар. Туалет располагался прямо в палате, там, за перегородкой. Было ужасно накурено, и кто-то постоянно там находился, поэтому я старался ходить туда, когда все засыпали. В первый же день ко мне подошел Черный.

– Ну что, братка? Ты видишь эту наколку? Ты видишь? Ты, шестерюга, я всю зону держал, ты понял? – сказал он, снова показывая свою татуировку.

– Черный, отвянь от него, – сказал кто-то из лежавших в другой стороне. – Ты что, не видишь, шизик это.

– Шизик? Мы его вылечим. Ты понял, шестерюга, мы тут всех вылечим.

– Черный, да отвянь, смотри, он же дистрофан. Ты еще на старика-отморозка понаезжай. Это же клиников к нам перевели. Они полные кексы, растения на клумбе, ты че, не рюхаешь, что ли?

Черный отошел, нервно поглядывая на меня и старика. А санитар не обратил никакого внимания на весь этот диалог. Казалось, он там присутствовал просто для фона. Сидел и читал очередную газету. Старик был снова привязан, только его запах теперь смешивался с табаком, доносившимся из туалета. Нас в палате было восемь человек. Сразу стало понятно, что те трое, что лежали у дальней стены, были друзьями Черного. Еще помимо меня и старика с нами лежали двое странных парней. Один, видимо, совсем больной. Он ни разу ничего не сказал. А второй постоянно ходил по палате, лишь иногда только садился на кровать и, раскачиваясь, издавал странные звуки.

Тогда пришла пятница. Как только стемнело, санитар посмотрел на часы, отложил газету и вышел за дверь.

– Так, братва, играем в прятки, – засмеялся Черный.

Он подошел к тому парню, что ходил по палате, схватил его и повел к двери. Потом достал ручку, открыл дверь и вывел его. Вернулся один. Подошел к тому, что всегда молчал, и проделал с ним то же самое. Потом он подошел ко мне.

– Черный, да брось ты, – крикнул ему мужчина у стены. – Это же растения, зря ты и тех-то выводишь по жизни. Они не рявкнут врачихе. Ты погляди на дистрофана, он же клиника, куда ты его потащишь? Он по дороге упадет и переломится напополам. А старик вообще уже овощ. Кинь ты их.