– Не знаю. Но сам-то отсюда даже выйти не можешь.
– Я не могу? Да я хоть сейчас. Их жалко, начнут искать.
– Ну и кт-т-т-то т-т-ты? – смеясь, спросил Игнат.
– Я племянник священника.
– Ну и что?
– Как что? Я же маленький бегал по церкви, мы с сестрой там играли и подсматривали за дядей, как он чудеса делает.
– Какие еще чудеса в церкви?
– Не знаю, но он часто выходил и говорил: «Чудо свершилось». Я особо не интересовался религией потом. Но с детства помню, как он все это делал. Понятно же, что в церкви какие-то чудеса должны происходить. Иначе чего же люди туда ходят? Их же не кормят там, денег не дают. За чудесами и ходят. А ты любишь ее. И если мы правильно помолимся, то найдем ее и она станет твоей женой.
– Это как – правильно?
– Ну я буду священником, как дядя, все сделаю, как он делал. И если все правильно сделаем, то Бог для нас все сделает, что просим.
– А если неправильно сделаем, то Бог не поможет? – смеясь, спросил я.
– А вот этого не знаю, – серьезно сказал Леусь. – Вот вы сами рассудите, в церковь приходят и все делают как надо: сначала дядя шепчет чего-то за воротами, потом книгу выносит. А все, кто собирается, тоже понимают и по-правильному молятся. А если бы молиться можно было как кто хочет, то зачем все это делается и люди идут? Они же не дураки, каждый и молился бы по-своему. Нет, они приходят и правильно молятся. А если бы молитвы не действовали, то они следующий раз не пришли бы. Значит, действуют. И мы если правильно помолимся, то все получится.
– Ну, а ты думаешь, что знаешь, как правильно?
– Ну так, – Леусь ухмыльнулся. – Я ж за дядей наблюдал сколько.
– А, может, мы дядю лучше попросим, а вдруг ты чего напутаешь? – немного иронично спросил я.
– Дяди уже давно нет. А я чем плох? Андрюха, Игнат, вы что, не верите, что я все правильно сделаю?
Мы рассмеялись. Как-то странно было все это. Может, это и была игра, но мне она начинала казаться реальностью. Игнат не мог остановиться от смеха. Я никак не мог понять, шутит ли Леусь или он серьезен. А понять было невозможно, потому что он мог, как обычно, здраво рассуждать и внезапно начать нести сущий бред. Но не поддержать эту идею я не мог, пусть она была и полностью безумной.
– Давай, я согласен, – сказал я, глядя на улыбающегося Игната.
– Так… – Леусь стал нервно ходить. – Так…
– Что такое?
– Надо все толком вспомнить. Это же не шутки, мы с Богом разговаривать собираемся, – сказал он.
– Дурдом, – шепнул я на ухо Игнату, и тот снова рассмеялся.
– Погодите, вы не верите мне? Вы не верите, что я знаю, как с Богом говорить? – было видно, что он действительно обиделся. – Да ты ее просто не любишь, и все. Вот что я тебе скажу, Андрюха, письма ты писал для себя, ты и не хотел, чтоб она их прочла. Да ты ее не любишь, видел ее в гробу в белых тапочках, тебе не нужна она. Игнат, он дурил нас с тобой, – он перешел на крик.
– Люблю, – улыбка и всякая ирония у меня пропали.
– А если так, то должен меня слушаться. Кто из нас племянник священника? Ты? Или, может, ты, Игнат?
– Н-н-н-не…
– Ну вот и слушайте меня.
– Так, Леусь, идем, час отгулял уже, – послышался крик санитара из их отделения.
Мы остались стоять с Игнатом около пруда.
– Игнат, я понимаю, конечно, он наш друг. Но как ты считаешь, он совсем того? Или это все может быть правдой?
Игнат рассмеялся, и мы тоже побрели в сторону нашего отделения. Все происходящее придало мне каких-то сил. У меня ведь появились настоящие друзья. Раньше их не было, никогда не было. В школе надо мной смеялись – смеялись, наверное, из-за того, что я ни с кем не общался и плохо учился. Учиться мне совсем не нравилось. Да и сложно представить, что это может хоть кому-то понравиться. Все мы сидели на уроках против своей воли. Но с восьмого класса я начал ходить в школу с радостью, понятно, по какой причине.
А Леусь был точно странным. Может, таких и называют сумасшедшими? Он иногда становился таким эмоциональным, иногда так искренне смеялся, иногда такую нелепицу нес… Но он ведь стал моим другом. Эти страшные стены, убивающие во мне свободу, которой, по сути, никогда и не было, дали мне двух лучших друзей. А может, внешне я казался еще более странным, чем они, да неважно все это: главное, что мы понимали и ценили друг друга.
Но тот вечер изменил очень многое. Я с таким воодушевлением вернулся с прогулки. Никогда так много не ел, как в тот ужин. Я даже не посмотрел, что мне приготовили, просто взял и съел то, что было на тарелке.
Не помню, когда такое еще со мною было. А когда вернулся в палату, то увидел, что старик сидит на кровати развязанный и улыбается.
– Они меня развязали, – он улыбался беззубой улыбкой. – А я не пойду больше смотреть ей вслед.
Я присел на его кровать:
– Меня Андрей зовут.
– Я больше не пойду смотреть ей вслед, – посмотрел он на меня и снова заулыбался.