Пятнадцать минут спустя осмотр студии был закончен. Я не нашел ничего, кроме запертой двери в глубине комнаты; отпереть эту дверь я не смог ни одним из моих ключей. Я уже собирался уйти, послав ее ко всем чертям, как вдруг фонарь на миг высветил что-то, втиснутое в щель между дверью и притолокой. Я нагнулся и посмотрел. Это был обрывок целлулоидной полоски, похожей на кинопленку.
Я осторожно вытянул ее из щели и просветил фонарем, и вдруг на меня взглянула из нее стройная девушка, поднявшая руки над головой, как при исполнении национального балийского танца. Картинка была слишком мала, но то, что я смог разглядеть, было приятно. Похоже, что на танцовщице ничего не было, кроме собственной кожи и джи-стринга[25] — в общем, восхитительный лакомый кусочек. Я опустил ее в нагрудный кармашек, нежно похлопал по нему рукой, вышел из студии и запер за собой входную дверь.
Из аптеки на углу я еще раз позвонил в резиденцию А. С. Филлсона. Послушав некоторое время вылетающие из трубки тихие гудочки, я удостоверился, что ответа не будет, и дал отбой.
Выйдя из аптеки, я закурил, снова погрузился в свой кадиллак и двинулся по Бродвею. Доехав до Второй улицы, я свернул влево, поехал по ней, пока, за Лукас Эвенью, она не стала Беверли, и выехал на Бульвар Беверли.
Сейбр-Клуб находится на Бульваре Беверли, примерно на милю дальше, чем Уилширский клуб. Это одно из тех маленьких, интимных местечек, где вы знаете всех или никого. Вдоль одной из стен расположился бар. За стойкой, на фреске, несколько изящных фавнов преследуют столь же изящных дев, бегущих через травянистое зеленое поле. Два бармена в белом, с видом экспертов смешивают дешевое сладкое вино и сверх-сухое мартини. Вокруг столиков — смокинги с широкими подложенными плечами, сильно декольтированные вечерние платья и выступающие из них белые груди.
Метрдотель, слишком гладкий, в безукоризненно сшитом на заказ костюме, приблизился ко мне и оглядел мою спортивную куртку и широкие брюки с таким видом, будто на мне красный купальный халат в белую полоску. Я смотрел через его плечо на маленькую танцплощадку, где блондинка с гибкой извилистой фигурой вбивала звук за звуком в микрофон, свисающий из царящего под потолком мрака.
— Меня здесь ждут, — сказал я метрдотелю. — Я пришел повидаться с другом.
Он взирал на меня с каменным лицом.
Через его плечо я наблюдал за извилистой блондинкой. Ее легко было узнать благодаря афишам, украшавшим вход. Вельма Вейл. И поет, как безумная, низким, горячим голосом высокому тощему типу, сидящему за столиком у края площадки.
Я остановился у этого столика и посмотрел на высокого, тощего типа. У него было треугольное лицо, сужающееся книзу, выгнутые брови и отсутствие подбородка. В усах его, над тонкой верхней губой, может быть, и было десять волосков.
Я подсел к столу.
— Филлсон? — спросил я.
Он оторвал взгляд от Вельмы и посмотрел на меня.
— Извините.
— Филлсон?
— Ну да. Это — мое имя.
— Я — Шелл Скотт.
Он не моргнул и ресницей.
— И что?
— Я бы хотел поговорить с вами.
Он повернул голову и посмотрел на Вельму Вейл, а потом снова на меня.
— Конечно, — сказал он с легким раздражением. — Через несколько минут. — После чего все его внимание сосредоточилось на танцплощадке.
Вы бы его не осудили.
Я сам посмотрел туда же и понял его нежелание разговаривать в этот момент с кем-либо и о чем бы то ни было. Вельма перестала петь и скользила по кругу в смутно-голубом пятне света. Она двигалась с неторопливой, свободной грацией дикого обитателя джунглей, и что-то звериное было в уверенных, чувственных колебаниях ее тела. Она была одета в серебристое платье с глубоким вырезом, которое облегало сладострастные изгибы ее тела, как второй покров из блестящего лака. Она была высокая, широкая в бедрах, узкая в талии, с полной — почти слишком полной — грудью.
Я сказал — почти.
Она двигалась, плавно изгибаясь, словно переливаясь из одного движения в другое, под хрипловатые стенания саксофонов, ведущих причудливую мелодию над тяжелым, ритмичным уханьем оркестра.
Эллис назвал ее — «Вельма Вейл, королева стриптиза в Сейбр-Клубе». Так вот она, Вельма Вейл; и вот он, «стрип», и она очень хороша. Она была из другого мира.
Внезапно все кончилось и Вельма исчезла, и яркий свет, заливший комнату, показался кричаще ярким после того прозрачного голубого полусумрака.
— Стаканчик? — Это Филлсон.
— Само собой. Бурбон и воду.
Он подозвал официанта и заказал для меня бурбон с водой, а для себя — сухого мартини.
— Итак — мистер Скотт, да? О чем вы хотели со мной поговорить?
— Я частный сыщик. Расследую дело об убийстве Джона Лоринга.
— Лоринга! Боже милостивый! Убит? — У него все-таки был подбородок; он отвалился почти на дюйм.
— Убит.
— Как же, я знал его. Он был моим учеником.
— Знаю. Потому и пришел к вам.
С минуту он сидел, качая головой.
— Но почему ко мне? Я ничего не знаю о нем как о человеке.
— Ничего?