Яичница из гангстеров

Голова моя шла кругом, как после десятой порции мартини. Мне часто говорили, что я очень быстро схватываю ситуацию, но сейчас я здорово отставал и быстро сдавал. После всего еще и это. Эллис? Чековая книжка? Нэнси? Доложить?

Нэнси. Я взглянул в угол, где стояло что-то вроде низкого дивана, и как раз вовремя, чтобы заметить смутно мелькнувшие белые бедра, когда кто-то, кого я до этой минуты не замечал, вскочил на ноги. Я не знал, как отнестить к новому явлению: Нэнси могло быть девять лет или девяносто.

— Доложить? — пробормотал я. — Ну… Нет. Мне не о чем докладывать. Ничего важного. — Какого дьявола я мог ей сказать. Я был смущен, как человек, попавший не на те похороны.

Миссис Лоринг пожала хрупкими плечиками.

— Не имеет значения, — сказала она. — О, вот спасибо, Нэнси.

Я поднял глаза.

Я скрипнул зубами.

У меня перехватило дыхание.

Девушка стояла рядом с миссис Лоринг, и мне даже вполглаза было видно, что ей ни девять, ни девяносто. Она была ближе к двадцати пяти, и глядя на нее, вы невольно думали, что она родилась с прекрасным лицом, на которое с каждым годом все больше хочется смотреть.

А тело. Оно просто звало вас следовать за ней по пятам.

У нее была фигура высокой, безупречно сложенной женщины; на ней был белый свитер, подчеркивающий все выпуклости и изгибы, и черная плиссированная юбка. Рыжие волосы падали ей на плечи, и у нее был угрюмый алый рот с такими полными губами, словно ее ударили, и они распухли. Но на ее лице они выглядели прекрасно. Ее глаза совершенно не гармонировали ни с ее чувственным телом, ни с ее как будто израненными губами. Они были глубокого карего цвета, который выглядит почти черным, — и притом — самые большие, самые невинные глаза из всех, какие я видел за все свои тридцать лет.

Она созерцала мою крупную фигуру голодным взглядом.

У меня коротко остриженные светлые волосы, которые торчат на полдюйма, покрывая всю мою голову; почти белые брови, которые выгибаются плавной дугой и резко опускаются к уголкам моих серых глаз; нос, потерявший первоначальную форму после удара, нанесенного мне в Окинаве; и сильная челюсть. Мое лицо видело массу солнца и множество женщин, и некоторые из них смотрели на меня таким же голодным взглядом. Но ни одна так откровенно и щедро, как эта.

Она выглядела вполне упитанной, но полуголодной. Вы меня понимаете?

Миссис Лоринг взяла у нее чековую книжку и сказала:

— Нэнси, это мистер Эллис. Мистер Эллис, это моя дочь, Нэнси Хоуард. — Должно быть, на моем лице выразилось некоторое удивление, потому что она добавила: — От предыдущего брака.

Я кивнул Нэнси с идиотским видом, когда она сказала:

— Добрый вечер, — голосом, который прошелестел в моих ушах, как ласка.

Мне очень не хотелось прерывать возникшую тему, но не мог же я все время кивать в ответ, да и вообще я понимал, что эта сумасбродная ситуация не может продолжаться. Заметив на стене несколько больших полотен в рамах, я спросил миссис Лоринг:

— Кстати, давно ли мистер Лоринг стал интересоваться искусством?

Она посмотрела на меня как-то странно и слабо улыбнулась.

— Мистер Эллис, — сказала она, — это и есть то самое, о чем, как предполагалось, вы должны были мне сообщить?

При этом она раскрыла чековую книжку и, вырвав из нее чек, стала слегка помахивать им, глядя на меня с явным подозрением. Я почувствовал, что наше свидание закончено, и встал.

— Извините, — сказал я. — Никаких чеков. Мое имя вовсе не Эллис, и я…

— Как! — воскликнула она. — Но вы сказали, вы говорили мне…

Я вежливо ее прервал.

— Нет, мэм[23], это вы сказали. Я объяснил вам, что я — частный следователь, — это сущая правда, — но у меня не было возможности назвать вам свое имя. Я должен расследовать дело о смерти вашего мужа.

Я мог бы сказать еще кое-что, но миссис Лоринг уже раза два открывала рот, пытаясь прервать меня, — правда, потом видимо передумала и обернулась к восхитительной девушке.

— Нэнси, — сказала она спокойным, сдержанным голосом, который мог бы родиться прямо из глубин холодной Сибири, — выпроводи этого человека. Живо!

Когда мы дошли до двери, миссис Лоринг уже удалилась в соседнюю комнату, где, вероятно, молча меня ненавидела. Нэнси вышла вслед за мной на крыльцо и закрыла за собой дверь.

— Это было не очень хорошо с вашей стороны, — сказала она. В тоне ее не было и намека на осуждение.

— Что не очень хорошо?

— Выдать себя за другого человека.

— Я и не собирался. Ваша мать вывела поспешное заключение.

— Знаю. Ну, ничего. Просто, она немного расстроена.

Однако она не выглядела расстроенной до того, как узнала, что я не Эллис. Должно быть, эта мысль как-то отразилась на моем лице, потому что Нэнси сказала:

— Полагаю, вы считаете, что мы должны плакать в подушку.

Я молчал.

— Так вот, не должны, — продолжала она запальчиво. — Джон Лоринг был никудышный. Не знаю, как только мать выдерживала его целых два года.

Я не возражал.

— Кстати, — спросил я, — кто такой Эллис? Миссис Лоринг как будто ничуть не удивилась, обнаружив за дверьми частного сыщика.

— Он и есть сыщик. Мистер Эллис. Мать наняла его несколько недель тому назад.

— Неужели она никогда его не видела?