Яик-Горынович

Те, кто еще держался в седле, все израненные, продолжали защищать своего предводителя, рубясь из последних сил. Их прижали к забору крайней хаты, кололи штыками коней и самих всадников, стреляли в упор. Подоспевшие гусары и казаки рубили саблями.

Урядник Иван Игнатьевич со своими яицкими удальцами был здесь же. Разрубая до седла очередного башкира, набросившегося на него, с задором крикнул Родиону Атарову:

– Сам Батырша тут! Вон он, гололобый, в распахнутом халате… А ну-ка, отгоните с Афоней от него косоглазых, я попытаюсь его взять!

Родион, Афоня и еще несколько казаков накинулись на телохранителей Батырши, ожесточенно заработали клинками. Родион Атаров срубил одного мятежника, другому отсек напрочь руку. Третий чуть не снес голову ему самому, но казак вовремя увернулся, снизу ткнул башкирца концом шашки в бок. Тот со стоном повалился на землю.

Рядом Афоня рубился со здоровенным силачом-башкиром в стальной кольчуге, никак не мог его одолеть. Уже получил от него несколько легких колотых и резаных ран. Наконец, подоспевшие на помощь казаки с двух сторон атаковали силача, отвлекли внимание, и только тогда Афанасий ловко рубанул его по шее. Башкир в кольчуге, выронив саблю, со стоном полетел с коня, а казак уже искал себе новую жертву.

Пока кипела вся эта кровавая сабельная резня, урядник Иван Игнатьевич пробивался к Батырше. Тот, почуяв опасность, перемахнул через низкую изгородь и нырнул в высоко поднявшийся за околицей села луговой бурьян. Урядник пустился за ним в погоню. Азарт подстегивал старого служаку. Захотелось самолично привести на аркане знаменитого Батыршу.

Они быстро миновали свободное пространство перед опушкой леса и нырнули в чащу, которая поглотила их, как море. Ветки с силой стегали по лицу урядника, но он, не останавливаясь, гнал и гнал коня вперед. С остервенением рубил шашкой зеленую лесную мешанину – торил дорогу. Вскоре шум боя в башкирском селе остался далеко позади. Звуки скрыл шум леса. Иван Игнатьевич еле улавливал впереди треск сучьев под копытами коня Батырши и неуклонно правил туда. Он не думал, справится ли сам с противником, один ли тот, или подоспели соратники. Единственной мыслью было: «Поскорее догнать нехристя! Не дать уйти!»

Вскоре он перестал слышать треск сучьев, заметался по кругу, не зная, в какую сторону направить коня. Запаниковал… Не заметил, как метнулась сзади, из-за раскидистой старой ели черная фигура Батырши с обнаженным кривым кинжалом в безжалостной руке. Почувствовал только, как чьи-то сильные руки железным полукольцом охватывают его сзади за плечи… Молниеносный высверк кинжала у горла – и острая боль пронзает все его тело. Руки выпускают повод и шашку, тело головой вниз кувыркается под копыта коня. Все! Свет померк… Наступило вечное затмение…

В селе сражение подходило к концу. Лишившись предводителя, мятежники сопротивлялись вяло, старались и сами улизнуть с места боя. Лишь единицы, которым было нечего терять, продолжали сражаться отчаянно и обреченно. На одну из таких групп и напоролись яицкие казаки, среди которых был Родион Атаров. Выстрелив по ним из ружей и пистолетов, взяли упрямых бунтовщиков в клинки. Те тоже успели пустить по несколько стрел из луков, поразив одного или двух казаков. Родион, как всегда, еще загодя, во время сближения с противником, выбрал себе цель: невзрачного худого башкира с козлиной седой бороденкой. Вооружен тот был совней – длинным старинным копьем с большим плоским ножевидным наконечником. Казак думал, что легко справится со столь слабым неприятелем, но не тут-то было! Башкир оказался смел и довольно ловок. Он виртуозно владел своим допотопным оружием. Во время сшибки в ближнем бою вонзил совню в грудь казацкому коню. Родион глазом не успел моргнуть, как очутился на земле. К тому же во время падения выронил шашку и остался фактически безоружным: кинжал и разряженные ружье с пистолетом – не в счет.

Он быстро вскочил на ноги, чтобы не затоптали чужие кони. Увернулся от просвистевшей над ухом башкирской сабли, поднырнул под брюхо вражеского коня, ударил его кинжалом. Затем, когда конь, перекувырнувшись, упал, навалился на выпавшего из седла мятежника. Тот тоже выхватил кривой турецкий кинжал и силился достать им Родиона. Сталь со скрежетом чиркнула по стали. Оружие их перекрестилось, яростные взгляды – тоже. С губ башкира, вместе с непонятными отрывистыми словами, слетала кровавая пена. Он пытался дотянуться до горла казака зубами и – перегрыз бы его, как волк! Столько было в нем первобытной, дикой, нечеловеческой злости и презрения к врагу.