Яик-Горынович

Родион, поняв, что перед ним не человек в привычном понимании этого слова, а дикий лесной зверь, который желает только одного – убить его во что бы то ни стало и насладиться его кровью и муками, и сам превратился в нечто подобное. Два первобытных одичалых существа со звериным рычанием катались по земле и никак не могли одолеть один другого. Силы были примерно равны, и они быстро улетучивались. Враги то и дело скрещивали и скрещивали острые кинжалы, норовя перерезать друг другу глотки. Лезвия соскальзывали, вонзаясь неглубоко в тела, нанося несмертельные раны. Все левое плечо казака было уже в крови; текло, как с резаного кабана, и с башкира. Глаза его вылазили от напряжения из орбит. Он рычал по-звериному и сучил по земле ногами.

Когда уже совсем иссякли силы, Родион пошел на отчаянный шаг. Поняв, что еще немного, и башкир его одолеет, он с силой ударил его лбом в лицо. Затем еще и еще раз! У башкира хрустнула переносица, все лицо окрасилось кровью. Он закричал от боли и ослабил хватку. Этим тут же воспользовался казак: отведя в сторону руку башкира, сжимавшую нож, он что есть силы ударил кинжалом его в грудь. Башкир с силой дернулся, вскрикнул еще сильнее, в голос, и сразу затих. Тело его обмякло, и Родиону не стоило большого труда перерезать мятежнику горло. Он победил! Враг был повержен…

Глава 2 Детство

Малорослый крепыш лет четырнадцати Матюшка Бородин с Андрюхой Овчинниковым, соседским мальчуганом, забавлялись на речке Чаган, пуская по воде кораблики из щепок с воткнутыми в середку веточками-мачтами и швыряя в них комьями засохшей глины. Кораблики были с белыми и зелеными тряпицами на мачтах. Матюшка пускал кораблики с белыми тряпицами и старался потопить Андрюхины – с зелеными. Рядом пересмеивались, наблюдая за их забавой, Анфиса и Ульяна Кирпичниковы – двоюродные сестры.

Андрюха Овчинников бросал земляные комья лучше Матюшки, и кораблики с белыми тряпичными флажками то и дело переворачивались кверху днищами, накрытые меткими попаданиями. Матюшка, обозлившись, в конце концов, не сдержался и кинул глиной в самого Андрюху.

– Так не честно, ты, Андрюха, туркам подыгрываешь!

– Вот еще чего, – обиделся, счищая с рубашки грязное пятно, Андрюха. – Я ж не виноват, что ты, Мартемьян, мажешь все время. Хочешь, белые мои будут?

– А что, верно, – засмеялась, сидевшая на берегу на корточках, зажав между колен цветную юбку, Анфиса, Матюшкина сверстница. – Так будет по правде, потому что у Мартемьяна деда – сам вылитый турка. Черный, как грач, и лопочет не по-нашенски.

– Что ты сказала? – попер на нее, бросив игру, Матюшка. – Сама ты, Анфиска, таковская. Мой деда, как напьется пьяный, сказывает, что он в полон к туркам попал, и ежели б, грит, не дал добро вступить в ихнюю армию, то его бы янычары заживо на костре спалили, во как! А еще посля плакался и кричал, что в первой же баталии ушел он от басурман обратно к казакам, в Азов-город.

– А мой деда говорил, – подала голос Ульяна Кирпичникова, сидевшая на траве возле Анфиски и болтыхавшая босыми ногами в воде, – что пора приканчивать войну с башкирским королевичем Бек-Булатом Бекбулатовичем. Сцепились, говорит, как кобели уличные и грызутся неведомо за что.

– И вовсе не правду твой дедуся брешет, – перебив Ульяну, торопливо зачастил Андрей Овчинников. – А вот я точно знаю, почему воюют. Потому что башкирцы и татаровья некрещенные казаков убивают. Вон моего батьку тожеть убили. Я как вырасту большой и сильный, сам в казаки пойду.

– Тю, придумал, – засмеялась веселая Анфиска Кирпичникова, – та тогда и войны никакой не будет. С кем же ты воевать пойдешь?

– С кацапами, – упрямо стоял на своем Андрюха. – Взрослые говорят: в России москалей завсегда много, не переводятся, как тараканы. Вот с Россией и стану воевать, за казаков. Как Стенька Разин…

– Гля, гля, ребята, кто сюда идет! – вскрикнул вдруг Мартемьян Бородин, указывая рукой на ближайший к речке переулок.

Оттуда к берегу спускались недавно обосновавшиеся в городке с родителями черкасы, братья Кавуны: Богдан и Василий, а с ними – младший Мишка Атаров, сын кузнеца, и дочка Варфоломея Добрякова, Фелицата, с подружкой Варварой, приехавшей погостить к родственникам из Оренбурга.

– Понаехали в городок голодранцы, – зло прошипела, глядя на них, Анфиса Кирпичникова. – Вишь, наглючие морды, как хозяева по городку ходют.

– А энто мы еще поглядим, кто здеся хозяин, – вызывающе процедил сквозь зубы Мартемьян Бородин и принял бойцовскую стойку. – Нехай только подойдуть сюда, мы их с Андрюхой зараз же отколотим, не сунутся больше.

Богдан Кавун, верховодивший в компании, не боясь, подошел со своими вплотную, приветливо взмахнул рукой.

– Шо, хлопцы, рибу ловите, чи шо? А то мы поможем уху вариты. Е шо-небудь на уху?

– А ну чеши отсель, хохол-мазница, тут наше место, – с ходу отшил его Матюшка Бородин.

Рядом с ним встал, сжимая твердые кулачки, Андрюха Овчинников, готовый не ударить лицом в грязь перед сестренками Кирпичниковыми.