Яик - светлая река

Марфе шел тридцатый год. Ее муж Игнат на крестьянском сходе в феврале был избран председателем поселкового Совдепа, а в марте тот же сход послал его депутатом на областной съезд. На съезде его избрали членом исполнительного комитета. Подходила к концу вторая неделя, как он уехал в город. Дома беспокоились, все глаза проглядели, поджидая, а он все не возвращался. "Неужели забыл нас? - думала Марфа. - Лучше бы его не выбирали никуда, жил бы себе и жил спокойно, так нет... Что я сделаю одна со старухой да с ребенком?.. Скоро пахать надо, а там сенокос... А Песковы-то и Калашниковы - словно озверели. Как они давеча смотрели на меня?.. Злятся на Игната, что налогами большими обложил. Ну и что ж, у вас есть чем платить, уплатите... А Остап-то Песков что вчера говорил: "Как поживаем, комиссарша Быканиха?.." Затевают что-то они, глаза волчьи... Скорее бы уж приезжал, что ли!.."

Она положила девочку в люльку и подошла к печке. Пламя осветило полное красивое лицо Марфы. Она взяла кочергу и стала разгребать угли. До слуха донеслись какие-то непривычные гулкие звуки. Марфа не поняла, то ли это кочерга тарахтела о раскаленные кирпичи, то ли что-то другое. Она притихла, вслушиваясь. Где-то за селом глухо ухнуло, и еле слышно задребезжали стекла. Марфа торопливо подбежала к окну и отдернула шторку - на улице ни души, тихо, темно. "Может, стрелял кто?" Если бы Марфа в эту минуту была на улице, она услышала бы шумный говор людей, доносившийся из оврага, выкрики и удары плеток.

Выстрелы больше не повторялись.

В сенцах опять заскрипели половицы, это торопливо входила старуха. Она шла и разговаривала сама с собой:

- Надоели холода... Когда же, в конце концов, наступит тепло? Опять подул ветер, да такой холодный, ажно за нос и щеки щиплет. Залютуют морозы, но все равно зиме теперь недолго царствовать. - Старуха вошла в комнату. Не беспокойся, Марфушенька, Машку я загнала. И соломки свежей подстелила отелится она нынче ночью. Посмотрела я сейчас на нее - вся в мать свою, вся в Субботку. Та, бывало, точь-в-точь так: как телиться, так к воротам. А ворота сама открывала, рогами... Подденет засов и выходит на улицу. И Машка норовила открыть, хорошо, что мы вовремя спохватились, а то тоже бы ушла...

- Ведь на улице стреляли, разве ты не слышала?

- Стреляли?.. Не слышала, милая. Да хоть бы и из пушек палили, все одно не услышала бы. Уши-то у меня закутаны, видишь. Завязала их, чтобы не простудить. Да, так про Машку... Ушла бы за ворота, наделали бы мы с тобой делов! Ветер лютый, так под ноги и подкашивает, где бы мы ее искали в такой мороз? Да и теленок замерз бы... С Субботкой у нас однажды такой случай был. Недоглядели, ушла она со двора, и с концом, а тоже вот-вот отелиться должна была. Искали и ночью и днем - нет нигде. Игнаша все лощинки, все овражки излазил вдоль и поперек, с ног сбился, а Субботки нет. Я по берегу Яика искала, почти до другой станицы доходила и тоже не нашла. Мы уж и в табуне смотрели, и под каждый кустик заглядывали, ровно как в землю провалилась. Полтора суток мучились, да так ни с чем и вернулись домой. Загоревали, грешным делом стали подумывать, не увел ли кто нашу Субботку?.. А случилось это как раз за неделю до Ивана Купалы. Стояли теплые дни...

- Так и не нашли? - спросила невестка, чтобы прервать некстати начавшийся длинный рассказ свекрови. Но это не так-то просто сделать, раз старуха начала, она обязательно доскажет все, что хотела.

- Ты погоди, нс спеши, ведь Субботка как раз телиться должна была в ту ночь...

- И отелилась?..

- Отелилась.

- Сбросила, поди, телка где-нибудь в овраге...