Яик - светлая река

Казарма превратилась в шумную ярмарку. Ошеломленные утренним событием, джигиты опомнились только в казарме. Длинный барак на триста коек потерял всякое подобие человеческого жилья. Прежде в бараке был склад для шерсти и шкурок и принадлежал он братьям-купцам Мусе и Жаханше. Новое правительство спешно переоборудовало его в казарму для дружинников - железные сетки узких окон заменили стеклом, вдоль стен поставили деревянные топчаны, с обоих торцов прорублены огромные двери, после чего несуразно длинное строение, похожее на конюшню, превратилось в узкую, многолюдную улицу. Вечером после ужина в казарму, как бараны в овчарню, стекались солдаты валаята, и поднимался такой шум и гвалт, что не мудрено было оглохнуть. Чтобы расслышать друг друга, поговорить, побеседовать, дружинники собирались группками по углам. Сегодня предметом шумных толков оказался Жолмукан. Многие смотрели на него с восхищением, его неповиновение сотнику считали отвагой, геройством. Более осторожные покачивали головами, боясь, как бы чего не вышло, но про себя тоже хвалили: "Коль родился джигитом - будь таким!" Одни жалели несчастного Каримгали, другие досадовали на самих себя: "Тряпье мы! Трусы! Были бы все такими, как Жолмукан, можно было бы спасти несчастного. Безвольным оказался Уки со своей десяткой. Эх, позор!" Джигиты постарше предостерегали горячих молодых: "Смотрите, ребята! А то еще попадете в список. Это вам не аул, не степь родная, где легко простят любое баловство. Здесь штрафным конем или чапаном не отделаешься!"

- Эй, Жолмукан! - К четырехгранному столбу, возле которого расположилась десятка Жолмукана, прислонился огромный рыжеватый джигит. Ты, Жолмукан, зря храбришься, будь осторожней! Тебе могут влепить за невыполнение приказа.

- Что ты мне прикажешь сделать? Завернуть свою душонку в тряпочку и припрятать поглубже в карман?! - хмыкнув, спросил Жолмукан, облокачиваясь на свой топчан.

- Не шути, Жолмукан. Сам всевышний говорил: "Береженого аллах бережет". Храбрость, она тоже не всегда уместна. Послушай меня: давай поменяемся местами. Я перейду на твой топчан, а ты - на мой.

- Ну и что? Разве на твоем топчане меня не найдут?

- Если и найдут, то не сразу.

- Ну, скажем, не сразу найдут, а дальше что?

- Надо подумать.

- Бежать, что ли, если за мной придут?

- Я тебе не говорю, бежать или не бежать. Я говорю: подумать надо.

- Если придут, тогда и подумаю. Какой я к черту Жолмукан, если стану дрожать заранее! Спасибо за совет, дорогой, не за того меня принял, холодно сказал Жолмукан.

Молча подошел Нурым, воспаленными от гнева глазами посмотрел на рыжеватого джигита и повернулся к Жолмукану:

- Жолым, я пойду в город...

- Счастливо, - коротко отозвался Жолмукан. Но едва Нурым вышел из казармы, как в другом конце барака раздался тревожный вопль.

- Идет! Идет!

Нурым остановился, оглянулся. Он не рассмотрел того, кто кричал, но на всякий случай зашагал к своему месту.

- Ойбой! - завопил еще кто-то. - От Аруна-тюре!..

Казарма мигом смолкла, насторожилась. Тишину снова прорезал отчаянный голос:

- Джигиты, остерегайтесь! За нами идут!..

Те, что уже улеглись, испуганно подняли головы, те, что еще не разделись, вскочили с мест. Взбудораженная толпа хлынула к двери за оружием. Некоторые, не успев застегнуться, уже выхватили шашки, готовясь встретить неожиданного врага.

Степняки привыкли к подобным тревогам. Сколько раз приходилось слышать суматошные вопли: "Девушку увезли!", "Скот угнали!", "Чужой на покосе!" Сколько раз приходилось им участвовать в погонях, драках, барымте, жарких схватках, где свистели камчи, ломались копья, трещали головы и падали джигиты с коней. И сейчас, несмотря на "железную дисциплину", перед незримой опасностью у них вновь, как и в степи, взыграла кровь.

- Бей! В кровь колоти, кто войдет!

- Огрей по морде негодяя!

- Гони, как собаку из мечети!

- Захотели над кем покуражиться, мерзавцы!

Разбушевавшаяся толпа ощетинилась, точно кошка перед собакой. С двумя вооруженными джигитами и с наганом в кобуре в казарму самоуверенно входил Аблаев. Не обращая внимания на зловеще застывшую толпу, он направился к тому месту, где расположились джигиты Жолмукана и Нурыма.

Дружинники сразу почуяли, что офицер зашел к ним неспроста. Недаром всколыхнул их тревожный клич: "Идет! Остерегайтесь!"

- Бараков, выйди! - приказал Аблаев, подойдя к топчану Жолмукана.

Без шинели, без шлема, тот продолжал сидеть как ни в чем не бывало.

Метнув недобрый взгляд на Аблаева, Жолмукан холодно отозвался:

- Привет, господин Аблай, присаживайся. Поговорим, если у тебя дело ко мне.

Спокойный вид Жолмукана, его глухой, вызывающий голос взбесили офицера.

- Встать! Одевайся, скотина! - завопил Аблаев, притопнув в ярости ногой. - Перед офицером солдат должен вытянуться в струнку! Ишь, подлец, расселся, как на тое!