Яик – светлая река

– Погоди! – резко обернулся Хаким. Он не спеша снял с себя сапоги, брюки и китель. Сапоги и китель завернул в брюки, связал их и только после этого вошел в лодку. На дне лодки хлюпала вода. Он взял из рук Шолпан весло и стал медленно выплескивать воду. Хаким старался как можно дольше задержаться здесь – надеялся, что подоспеет Нурым с товарищами и выручат его. То и дело незаметно поглядывал в степь, но там никого не было видно. «Неужели Адильбек еще не сообщил им?» – подумал Хаким.

Жандармы, сначала спокойно следившие за его работой, начали проявлять нетерпение:

– Чего копаешься, работай живее!

– Быстрей шевели руками!

Неожиданно со стороны аула послышался шум приближавшейся толпы. Вскоре между кустов замелькали люди. Это спешили к реке аульчане – старики, женщины, дети. Сильнее всех кричала Дамеш. Жандармы засуетились и вскочили в лодку. Еще в Джамбейте они узнали, что аул хаджи Жунуса – бунтарский аул, люди здесь злые и могут устроить самосуд. Разоружили же они Маймакова и его напарника!..

– Эй, девка, отталкивай лодку! Ну!.. Подымет она нас четверых? – с беспокойством спросил жандарм, поглядывая по сторонам.

– Не только четверых, десятерых поднимет.

Оттолкнув лодку от берега, она ловко вскочила на корму. Лодка качнулась и едва не зачерпнула воду правым бортом. Как только лодка отплыла от берега, жандармы сразу притихли. Они сидела на корточках и цепко держались за борта. Один из них, что постарше, торопливо зашептал молитву:

– Аллах всемилостивый!..

В его широко раскрытых глазах – испуг. Шолпан сразу догадалась – боится реки. Лодка раскачивалась, казалось, вот-вот она перевернется. Второй жандарм, тоже, очевидно, не умевший плавать, умоляюще попросил молодую женщину:

– Ради аллаха, потише…

– Что, боитесь? Вода не холодная, – резко ответила Шолпан, принимаясь грести.

На дне лодки хлюпала зеленовато-мутная вода. Боясь вывалиться за борт, жандарм сел прямо в эту пахнувшую плесенью воду.

Хаким сидел на носу лодки и с тоской глядел на Анхату, словно навсегда прощался с любимой рекой. Умоляющий возглас жандарма заставил его обернуться. Увидев трусливо съежившихся на дне лодки конвоиров, Хаким рассмеялся: «Что, воды испугались?..» По тому, как пугливо озирались жандармы по сторонам, втягивая головы в плечи, как цепко держались за борта, нетрудно было догадаться, что они смертельно боятся воды. «Грозными были на берегу? – подумала Шолпан. – А теперь притихли, как слепые щенята…» Она любовалась Хакимом, гордо сидевшим на носу лодки, презирая жандармов, безвольных, забывших про оружие и шептавших молитвы. Она решила воспользоваться их слабостью и крикнула:

– Скажите, куда увозите этого джигита? Не скажете, опрокину вас в реку!..

Для острастки она подняла весло, словно готовилась ударить им по голове ближнего конвоира. Глаза загорелись искорками, лицо стало серьезным и строгим. Она ненавидела жандармов не только за то, что они увозили Хакима, – ей казалось, что они, именно они, эти палачи, были виновниками всей ее несчастной жизни.

Один из конвоиров пригрозил было молодой женщине винтовкой, но Шолпан не растерялась, начала сильнее раскачивать лодку.

– Читай заупокойную! – приказала она. – Только вчера я здесь измеряла глубину – пять человеческих ростов! Сейчас я отправлю вас к рыбкам в гости!

– Сестрица, родная! Чем же мы виноваты? Разве же по своей воле приехали сюда? Мы ведь подневольные, что прикажут, то и делаем, – чуть не со слезами на глазах проговорил пожилой жандарм.

Глядя на них, Хаким вдруг понял, что это лучший случай для побега. Он надеялся, что подоспеют Нурым, Асан и Тояш, но они запаздывали, – значит, надо действовать самому.

– А ну, бросай оружие в воду! – угрожающе прошептал он, приступая к молодому жандарму.

Шолпан с поднятым над головой веслом стала наседать на конвоира, что постарше. Одна за другой полетели в воду винтовки, сабли…

3

Много бедных сородичей у хаджи Шугула, которые работают на него, как батраки, а получают за это скудные объедки с дастархана хозяина. Среди всех этих сородичей Баки давно считался приближенным хаджи. С детских лет он был кучером, возил самого Шугула, а когда пришли годы старости, хаджи поручил ему наблюдать за работой табунщиков. Каждое утро Баки заходил к Шугулу и рассказывал ему, у каких табунщиков был вчера, что видел и слышал, а потом сообщал, куда намеревается выехать.

И в это утро, как обычно, Баки отправился к юрте хаджи. Оставив у входа уздечку и курук, он переступил порог и присел на корточки с правой стороны, возле стенки. Шугул еще пил чай.

– Хаджеке, что-то нынче не видать наших гулевых лошадей, хочу поехать поискать их, – сказал Баки и трубочкой приставил ладонь к уху (после тяжелой болезни, перенесенной несколько лет назад, он стал плохо слышать).

– С каких пор их нет? – спросил Шугул, поднимая с дастархана чашку с чаем.