Яик – светлая река

– Ничего подобного, мирза Каржауов. Это Жаханша поет старые песни, прикрываясь высокими словами о свободе, равенстве и независимости. И суть его песни ясна: это ненависть к нарастающей русской революции, а вместе с ненавистью недопонимание ее глубокого смысла. Одинокий кол не может удержать разлива реки, а русская революция сильнее самого могущественного разлива. И она, как неукротимое весеннее половодье, смоет с земли всякую нечисть. Называть это революцией босяков и считать ее поборников предателями – прямо-таки кощунственно. Если вспомнить прошлое, то русские бедняки-земледельцы испокон веков сочувственно относились к казахским беднякам-скотоводам. А атаманы, на которых опирается Жаханша, были общими их врагами…

– Нет, больше я не могу слушать, я уезжаю, – хрипло сказал Каржауов Хамидолле. – С этим человеком я поговорю по-другому…

– Нет, нет, что вы! Уже овцу зарезали, – всполошился Хамидолла. – Покушайте свеженького мяса.

– Нет, не останусь! С этим человеком я не сяду за один стол!

2

Проводив рассвирепевшего начальника, Хамидолла тут же вернулся.

– Ай, Губайеке, не зря говорили в старину: если твой начальник слеп, то и ты зажмурься на один глаз… – начал было он, но старший брат оборвал:

– Если таких, как этот гость, расхваливать, превозносить до небес, они и в самом деле подумают, что справедливее, умнее и важнее их нет людей на земле. А ты еще захотел, чтобы я поддакивал ему.

– Ласково поговоришь – и змея из норки вылезет. А ведь он может укусить. Сейчас много таких кусак развелось.

– Чем трусливо бежать от гадюки, лучше вырвать ей жало и избавить от беды и себя и других.

На этом разговор братьев кончился, и Губайдулла снова распорядился запрячь коня, посадил на козлы сына и отправился в город.

Когда путники выехали на большую дорогу, Губайдулла прислонился поудобней к мягкой спинке тарантаса и попросил сына не гнать шибко, чтобы не поднимать пыли.

«Лучше вырвать ей жало… – думал он о своих же словах. – Но как вырвать? Хамидолла прав, этот глупец может и ужалить. Власть тогда справедлива, когда она в руках мудрых. Власть же в руках Каржауовых – очень и очень опасна. Он может что угодно наговорить правителю валаята, сдерживаться не станет… Однако разве можно мои мысли, мои думы запрятать в тюрьму?..»

Только теперь Губайдулла встревожился. «Но какие у него доказательства, чтоб осудить меня? Кхм-м, впрочем, уж если они захотят, то очень просто осудят и невинного. Что значат факты, доказательства, справедливые речи для тех, кто привык творить произвол? А что это такое – произвол? Несправедливость? А где справедливость? Где они – правда и кривда? Бунт Мамбета, не захотевшего быть бессловесным рабом Кириллова, давно измывавшегося над ним, – справедливо это или нет? Или, может быть, справедливость – это распоясавшийся офицер Каржауов, который и сегодня требует от Мамбета беспрекословного подчинения?! Кто их рассудит? Каждый понимает справедливость по-своему. Кругом обман. Целенаправленная ложь…»

Учитель машинально снял шляпу, провел по волосам и снова надел ее, не замечая, что делает; мысли его напряженно искали выхода, а рука невольно зажала ворот просторного чапана из верблюжьей шерсти, который он надел вместо пыльника поверх сюртука.

– Ложь! – прошептал он. – Но разве ложь не один из приемов управления народом? И получаются звенья одной цепи: власть – ложь – произвол. Это тяжкая болезнь степи, ее вековая мука. Нет, не болезнь степи, а насилие, пришедшее в степь извне…

В прошлом году зашел разговор о сборе средств для содержания управленческого аппарата и армии Западного валаята. Тогда группа учителей предложила облагать налогами только баев, а бедняков, сирот, вдов освободить от непосильных сборов. Руководители валаята рассудили иначе. «Поскольку правительство единое, общее для всех, – заявили они, – значит, все должны платить налоги в одинаковой мере». Сто рублей с каждого двора – таково было решение валаята. Вот один из примеров управления народом! Вот одна из несправедливостей валаята. А как собирали войско? Первыми в списке оказались дети бесправных бедняков. Среди защитников валаята не оказалось детей баев и волостных правителей, биев и ишанов. А если были, то считанные единицы. Выходит, что валаят и кормят и защищают одни только бедняки. А кто ими управляет? Одни только Каржауовы…

На этот раз учитель не дотронулся до шляпы, а сделал лишь движение правой рукой, будто отгоняя назойливую муху. На самом же деле никакой мухи не было, а от множества несправедливостей так просто не отмахнуться.

– Потише, Мержан, не спеши. Путь недолог, доедем.

Мальчик и без того не торопил коня. Он понял, что отец сказал это просто так, машинально, так что можно не отвечать.