Яик уходит в море

Поп с изумлением и ненавистью посмотрел на нее и, резко повернувшись, вышел. Луша долго недвижным взглядом провожала через окно его подергивающуюся на ходу спину. Эх, будь теперь возле нее Гришка Вязниковцев, она бы мигом и навсегда покончила эту тягучую канитель. Запрячь бы тройку и махнуть бы в одну ночь к нему на хутор, так, чтобы кони подохли! Кем угодно — женой, наложницей, полюбовницей на неделю! Надоело-то все как! За что такая мука? Пропади ты все пропадом!

Казачка заплакала. По-детски вытерла слезы тыльной стороной ладони, потом подошла сзади к Екатерине Павловне и в отчаянии бросила руки свои ей на плечи:

— И за что на нас беда навалилась? В пропасть, не то что на бал, бросилась бы теперь!

У Чалусовой вдруг озорно блеснули глаза. Она ухарски подернула правой бровью:

— Душенька, мамонька, а чего бы тебе не шастнуть туда? Айда, вали! Кто тебе-то дорогу заступил?

— Да я бы нарочно кинулась, если бы…

— Сарафан был? А мой-то на што? Ну-ка, облакайся скорее!.. Постой, постой! Ух, как хороша-то! Какая ты у меня раскрасавица Матрена! Да есть ли на свете еще такая женщина? Чего это я, дуреха, не мужик — что бы я наделала, для тебя!.. Постой, постой! Я здесь чуть-чуть шов перемечу. Вот, вот!.. Ну, готово! Кати в четыре, в шесть весел и за меня и за себя так тряхни, так плясани, чтобы небо и земля потрескались, чтобы звезды на головы людям посыпались. За мою черную любовь пляши!

9

Не упасть бы с дерева! Разлапистый сук осокоря задевал казачонка за макушку. У Веньки кружилась голова. Как долго нет наследника! А люди все сползаются сюда, в войсковое правление, со всех сторон. Ну и одежа на них!

Вот этот молодой офицерик — ну, чего он так затянулся? Того и гляди, перервется посередке. И башку держит, как заяц, попавший в капкан — подбородок вперед и вверх. Чего он туда смотрит? Венька поднял глаза к небу. Какой простор! Синие, бескрайние поля, темные, таинственные. Казалось, что он сидит просто в звездном гнезде, на воздухе! Как хорошо сейчас на Урале, где-нибудь на Болдыревских песках. Гуси, костер, звезды, рыба играющая в воде, запахи трав, ежевика. А здесь? На кого похожи эти офицерики? На кузнечиков, затянутых в синие, черные, зеленые — узкие, узкие — мундиры. А генералы, полковники будто майские жуки. Толстые и короткие, обрубки, и бунчат, и гудят. А кругом — легкокрылые, цветные бабочки-казачки в своих пышнорукавных сарафанах с золотыми позументами…

Несколько минут тому назад Венька завидовал офицерам. Теперь же, когда их пришло много больше сотни, когда через раскрытое окно он увидал их всех вместе, густо замешанных в толпу, мечущихся по большому залу, — ему стало уже смешно глядеть на них. Как забавно они суетятся! Все смешалось теперь — мундиры, ленты, золотые звезды, медали, яркие сарафаны, кокошники, девичьи поднизи, цветы на проволоках под потолком, огни. Зал напоминает озерное дно, где копошатся раки, лягушки, водяные пауки, щуки и голавли с красными воротниками — жабрами.

— Матри, этот из бани выскочил. Какая красная морда! — толкнул казачонок в бок Ваську.

Венька устал различать лица людей. Это в самом деле сползаются со всех сторон насекомые. Вот тот высоченный офицер — вылитый таракан. Ишь, как поводит усами!

Но что это? Венька увидел женщину, очень похожую на тетку Лушу. Такого же роста, с такой же свободной походкой. Но ведь она же не хотела быть здесь? Если бы не лиловый, по-новому, в обтяжку сшитый сарафан с пышными трехъярусными рукавами и мелкой золотой вышивкой, если бы не этот голубой посеребренный кокошник (таких нарядов у нее нет), — можно было бы не сомневаться, что это выступает Луша. Женщина на мгновенье скрылась. Но вот она показалась в раме окна, в зале. Все головы повернулись к ней. Луша, самая настоящая Луша! Широкой и легкой походкой она смело шла по гладкому полу из деревянных квадратиков. Так же спокойно и гордо носит она на своем дворе пойло ягнятам. Ну да, это она. Таких отчаянных больше нет на свете…

Вязниковцев разговаривал у белой колонны с важным, бородатым казаком, членом войскового хозяйственного управления. Увидев Лушу, он по-мальчишески побежал к ней навстречу, поскользнулся на паркете и чуть не упал. Венька расплылся от гордости за тетку. Конечно, это Лушка. Только она подает так, по-киргизски, руку. Пальцы на вытяжку, пистолетиком, нисколько не сгибая. Неловко и женственно, почти по-детски. Все вокруг зашушукались, зашептались и уставились на нее…

Засмотревшись на Лушу, казачонок не заметил, как вошел в здание наследник. Духовой оркестр обрушился могучими потоками тяжелого и торжественного, как московская купчиха, гимна. Николай шел по залу, осторожно ступая сначала на носки, а уж потом на всю ступню. Похоже было, что он движется по залитому водой полу и выискивает сухие места. Следом за ним выступали князья и наказный атаман, высокий сухой начальник Казанского военного округа, толстый Родзянко и проворный капитан Дамрин. По сторонам плыли две грузные дамы, супруги Шипова и Родзянко.