Яхтсмен

Сухпаек в виде внушительной толщины бутербродов с ветчиной, сыром и салатом и кофе в придачу сделали свое дело: я взбодрился и смотрел на предстоящее дело уже не так скептически.

Максим немного опустил стекло сзади и собака сразу же высунула любопытную морду наружу. Идиллия.

— Ты извини, что я на тебя наехал, — принялся объясняться я, чувствуя себя неуютно. — Просто я не ожидал, что ты приедешь, тем более так рано.

— Пустое, — здоровяк махнул рукой. Ехали мы не спеша, не больше пятидесяти километров в час, поэтому его можно было немного отвлечь от дороги. Кроме того, в такую рань дураков, кроме нас, не было.

— Хорошо! — быстро согласился я. Значит мои извинения приняты.

— Я и сам не ожидал, что придется ехать так рано, но тут такая ситуация… — он побарабанил пальцами по рулю и немного напрягся, — неприятная, знаешь ли.

На миг я подумал, что может быть неприятнее, чем человек, который приходит к тебе, тычет в лицо телефоном и утверждает, что твоя новая пассия — его жена. Или, например, неожиданный гость разламывать тебе причал. Чтобы совесть меня не заглодала совсем, я решил развить тему.

— Надеюсь, со мной это никак не связано?

— Непосредственно с тобой — нет. Скорее с девушкой. Но хотя да, если она действительно твоя бывшая жена…

— Мы не разведены, — вставил я.

— Ах, вот оно как. Очень интересно, — пробормотал Максим себе под нос и замолчал.

— Так что произошло? — продолжил любопытствовать я.

— Ты, может, не обратил внимания на ковер, когда был в кабинете у Петра Григорича?

— Обратил, почему же. Хороший ковер.

— Вот, все началось именно с ковра.

— Не понимаю, при чем здесь он вообще?

— Я тоже не понимал, но, когда вернулся назад, шеф меня закидал вопросами, видел я или нет, что там творилось. Как раз перед нашим с тобой уходом.

— Но ведь, — начал я и в памяти всплыло, как дрогнул ковер. Конечно, тогда мне было не до того и не придал никакого значения происходящему.

— Ага, значит, ты тоже что-то видел и нам это не почудилось.

— Зависит от того, что именно вы все видели. Я вообще смотрел на твоего шефа и думал, что он мне зарядит своей медвежьей головой в висок, и меня больше никто не увидит.

— Но ты же заметил, как ковер дернулся?

— Да заметил, заметил. Но не придал этому особого значения. Тогда не придал, вернее. А сейчас, когда ты про все это говоришь, мне кажется, что это странно. Но разве не может быть какого-нибудь логичного объяснения?

— Какого, например? — Максим повернулся ко мне, строго посмотрев на меня, словно я предложил самую дурацкую идею на свете. — Про вентиляцию, сквозняки и ветер мы уже говорили с Петром Григоричем. У него полностью герметичный кабинет с кондиционером, который в ночь всегда выключается.

— А-а-а, — протянул я, убедившись, что самое простое объяснение происходящего не прокатило. — Может, он дернул ногой?

— Если бы ковер был в подвешенном состоянии — может такое и стало бы причиной. Но он лежал на ровном и твердом полу. А еще это случилось только после того, как он ударил тростью в пол.

— Ну, вот и объяснение! — довольно заулыбался я. — Он ударил, а потом пошла волна. Как же это в физике, погоди, — я попытался вспомнить давно забытую теорию. — А! Действие и противодействие!

— И? — нахмурился Максим. — Нет, я понимаю, физика почти никому не пригодилась, но более тупого объяснения я не слышал, — но заметив, как я изменился в лице, добавил: — так не бывает. Понимаешь?

— Честно тебе скажу — я запутался. Как и что вообще здесь может происходить? — я покачал головой. — С самого приезда мне травят байки про разрушенный город и съеденных людей, потом переубеждают в этом, а сегодня еще оказывается тростью можно гонять волны по ковру! Да зато его от пыли выколачивать не придется!

Закончив свою жаркую, но в целом бесполезную речь, я замолчал. Я высказался, стало лучше, но в мозгу все равно оставалось полнейшее непонимание. Ведь я собственными глазами видел эту волну, которая прокатилась до самых кончиков. И логичного объяснения этому не было вовсе.

— И из-за этого всего мы с тобой в такую рань тащимся в этот проклятый аэропорт?

— Именно, — коротко ответил Максим. Похоже, он обиделся.

— Э-э, то есть дело в трости, ты так считаешь?

— Так считает мой шеф.

Добряк быстро исчез, уступив место суровому парню, который теперь не собирался говорить многого. Я попытался исправить ошибку.

— Нам ведь часто предстоит работать вместе, как я понимаю?

— Похоже на то.

— Я думаю, что нет смысла ссориться, разве не так? — ох уж этот чертов учебник психологии. Все эти особые формулировки вопросов и хитрые вопросы, которые так прочно засели у меня в голове и иногда мешали нормально разговаривать. Ведь можно же просто предложить: «Давай не будем ссориться или ругаться, будем напарниками».

Да, прямо так. Как в кино, взять и выдать простую фразу. От того, что я высказал, сделалось тошно и я уже подумал, что опять меня беспокоит пострадавший желудок. Но нет, с ним было все в порядке.

— Да никто и не ссорится, Виктор. Просто ты ведешь себя, как говно, — с легкими нотками раздражения и презрения бросил Максим в мою сторону.